Наум Синдаловский - Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья.

Над императором откровенно смеялись. Он становился одним из самых любимых героев салонных анекдотов и уличных сплетен. Рассказывали, как однажды после обеда, отдыхая на балконе Зимнего дворца, Павел услышал звук колокола, призывавший к обеду семейство в соседнем доме. И Павел послал полицейского с приказанием передать соседям, чтобы садились за стол двумя часами раньше того времени, когда в нем самом «происходит процесс пищеварения». Другой современник передает рассказ о том, как Павел заметил пьяного офицера, стоявшего на часах у Адмиралтейства. Император приказал арестовать его. Но тот, проявив находчивость, напомнил государю: «Прежде чем арестовать, Вы должны сменить меня». И Павел велел наградить офицера следующим чином, заметив при этом: «Он, пьяный, лучше нас, трезвых, свое дело знает».

Часто поведение императора было совершенно необъяснимо. На его настроение влияла даже погода. Говорили, что его раздражительность увеличивалась при южном ветре, который приносил в Петербург сырость. Наследник престола Александр Павлович, побаиваясь отца, частенько далеко засветло выбегал поглядеть на флюгер: откуда ветер дует. Однажды, вопреки воинскому регламенту, Павел наградил генеральским орденом одного капитан-лейтенанта за то, что тот совершил отважный поступок. «Он думал меня удивить, так и я его удивлю», – сказал Павел, вручая орден Святой Анны 1-й степени.

Рассказывают, что однажды ночью Петербург был разбужен залпами орудий Петропавловской крепости. Наутро заговорили о том, что Павлу будто бы понравилась хорошенькая прачка, и восхищенный ее уступчивостью император приказал салютовать в ее честь, а наутро удивленным горожанам специальным бюллетенем было объявлено, что ночной салют был устроен по случаю очередной победы суворовской армии в Италии. Смущала, правда, вкравшаяся ошибка: второпях «местечко, возле которого якобы произошло сражение, назвали не итальянское, а французское».

В другой раз петербуржцы заметили, что на ежедневных утренних разводах стали присутствовать танцовщицы императорского театра. Родилась легенда о том, как однажды во время развода Павел заметил некую танцовщицу, которая рискнула таким образом прийти на свидание с офицером. Едва сдерживаясь, Павел крикнул: «Вам что здесь надо, сударыня?» «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше величество», – с наивной улыбкой ответила барышня. Павлу понравился ответ девицы, и он тут же приказал «ежедневно на утренний развод присылать из театра несколько танцовщиц».

Но не все заканчивалось такой откровенной лестью. Один из пажей императора А. Бошняк вспоминал, как однажды, «выслушав далеко не глупые ответы придворного шута» на вопрос «что от кого родиться», спросил того: «Ну, а от меня, что родится?» – «От тебя, государь, – бойко ответил шут, – родятся чины, кресты, ленты, вотчины, сибирки, палки, каторга, кнуты».

Поводом к появлению анекдотов становилась даже внешность императора, над которой не уставали посмеиваться питерские остроумцы. Однажды при неудачном спуске корабля «Благодать» Павел будто бы обнаружил в своем ботфорте листок со стихами:

По другому анекдоту, Павел любезно сказал одной просительнице, столь же некрасивой, как он: «Я ни в чем не могу отказать своему портрету». В Петербурге рассказывали о некой девочке, которая, прогуливаясь со своей собачкой, вдруг начала звать ее: «Моська! Моська!» – «Какое это слово ты сказала?» – раздался громкий оклик постового. – «Я ничего-с, – ответила девочка, – зову к себе мою моську». – «Как ты смеешь! Моську! Да знаешь ли, кто у нас Моська?» И тут же схватил ее за руку, чтобы вести в полицию.

Были и более изощренные попытки выразить свое отношение к ничтожному сыну, польстив при этом великой матери:

Насколько регламентирована и в то же время непредсказуема была жизнь при Павле I, можно судить по легенде, согласно которой в день смерти императора по тротуарам петербургских улиц пронесся галопом всадник, выкрикивая одну и ту же фразу: «Теперь все позволено».

Два потусторонних призрака при жизни Павла Петровича с маниакальным постоянством терзали его болезненное сознание. Одним из них, как мы уже знаем, был призрак его великого прадеда Петра I. Второй призрак, неотступно следовавший за Павлом Петровичем, был призрак неминуемой смерти, впервые подстерегший его задолго до трагического марта 1801 года.

Навязчивая, еще не вполне осознанная идея смерти возникла в голове мнительного, склонного к болезненному мистицизму молодого человека рано. Павел родился в Летнем дворце императрицы Елизаветы Петровны, построенном архитектором Б. Ф. Растрелли на берегу Мойки, напротив Летнего сада. Однажды, любуясь роскошным творением великого зодчего, Павел будто бы проронил: «Хочу умереть там, где родился». Судьба приняла его вызов. После смерти Екатерины II, опасаясь жить в Зимнем дворце, где ему постоянно мерещились заговоры, в результате одного из которых был низложен и злодейски убит его отец, император Петр III, Павел приказал разобрать деревянный Летний дворец и на его месте начать строительство новой резиденции – Михайловского замка.

С тех пор знамения смерти не покидали несчастного императора. На следующий день после вступления его на престол в Зимнем дворце был отслужен благодарственный молебен. К ужасу присутствовавших в гробовой тишине протодьякон Иоанн провозгласил: «Благочестивейшему самодержавнейшему великому государю нашему императору Александру Павловичу…» – и тут только заметил роковую ошибку. Голос его оборвался. Тишина стала зловещей. Павел стремительно подошел к нему: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до торжественного поминания императора Александра». В ту же ночь, вернувшись домой, полуживой от страха протодьякон умер.

Известно, что Павел I встречался с монахом Авелем, прозванным в народе «Вещим». Но мало кто знает, что при встрече Авель «сделал лично императору Павлу страшное предсказание»: «Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Серафима Иерусалимского от неверных слуг мученический конец примешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь».

Чем меньше времени оставалось до начала следующего, XIX столетия, тем острее и болезненнее воспринимал Павел таинственную мистику случайных примет и неожиданных предзнаменований. В 1799 году к нему приходила цыганка, гадала на кофейной гуще и объявила, что императору осталось царствовать только три года, а через три года «он окончит свою жизнь».