Наум Синдаловский - Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья.

Столь же много следов осталось в городском фольклоре и о взаимоотношениях Петра с раскольниками. Якоб Штелин рассказывает следующий исторический анекдот. Однажды, когда Петр, проводив гостей, возвращался через переднюю Летнего дворца в свои покои, незнакомец с мешком, сшитым из разноцветных лоскутков, преградил ему дорогу. Из мешка выпал длинный нож, завернутый в рогожу. Когда незнакомца схватили, Петр спросил у него, кто он такой и что собирался делать. «Убить тебя», – ответил тот. «За что? Разве я чем-нибудь тебя обидел?» – спросил Петр. «Нет, ты ничего худого мне не сделал, но сделал много зла моим единоверцам и нашей вере», – ответил злоумышленник, который оказался раскольником. «Хорошо, – сказал царь. – Отведите его теперь под караул и не делайте ему ничего худого, а завтра сам я расспрошу его обо всем». О дальнейшей судьбе злоумышленника анекдот умалчивает, а в других источниках нет вообще никаких упоминаний о попытке покушения раскольника на царя, однако действительно по указу Петра I все раскольники обязаны были носить на одежде особую мету: лоскут красного сукна с желтой нашивкой. Их стали называть на Руси «козырями». Они прочно вошли в петербургский фольклор, и не только в легенды. В XIX веке Владимир Даль записывает пословицу: «Лоскут на ворот, а кнут на спину».

Преследуемые царем раскольники уходили в леса, образуя там свои сообщества. До сих пор отголоски этого великого переселения можно отыскать в местном фольклоре. Так, в деревне Лампово Гатчинского района славятся дома, украшенные филигранно тонким кружевом деревянной резьбы. Если верить ламповским преданиям, то искусство такой резьбы завезли сюда еще при Петре I питерские раскольники.

Известно, что преобразования, начатые Петром, коснулись всех сторон жизни человека, в том числе его одежды и внешнего вида. Укорачивались на европейский лад не только длиннополые кафтаны, но изменялись и лица русских людей. Под угрозой наказания царь приказывал резать бороды, традиционно считавшиеся на Руси не только вторым признаком пола, но и признаком свято верующего православного человека. В старопечатном требнике о брадобритии так и пишут: «в отрицание приходящим в православную веру». За ношение бороды вводился штраф, сумма которого чаще всего была непосильной для простых мужиков. В фольклоре сохранились поговорки того времени. И хотя одни говорили, что «Борода – лишняя тягота», а другие: «Без рубля бороды не отрастишь», была третья, самая непримиримая сторона, представители которой – раскольники – на дыбе могли крикнуть в лицо палачу: «Режь наши головы, не тронь наши бороды».

Так в лице Петра I был найден конкретный образ Антихриста, пришедшего, чтобы погубить веру Христову, то есть православие. Этому свидетельствовали многие факты из жизни и деятельности Петра, в том числе и его имя. Из так называемой старинной «Кирилловой книги» было известно давнее пророчество о том, что «во имя Симона Петра имеет быти гордый князь мира сего антихрист». Там же сказано, что «Антихрист ложно Христом прозовется», а в «Уставе о наследии престола», изданном царем, ясно говорится: «имети-бы яко главы своя и отца Отечества, и Христа Господня!» В XVIII веке «Петра называли окаянным, лютым, змееподобным, зверем, гордым князем мира сего». А когда он стал одновременно главой и церкви, и государства, его стали называть «двоеглавым зверем», и из чисел, связанных с его жизнью и деятельностью, вывели «звериное число» 666. В дьявольское происхождение Петра многим верилось и в следующем XIX веке, веке просвещения. Например, один и лидеров русских славянофилов Иван Аксаков призывал к «торжественному отречению от Петра I как от сатаны».

Преследование раскольников со стороны государства продолжалось вплоть до 1909 года. Первые признаки облегчения, почувствованные старообрядцами, появились в 1905 году. И хотя все еще существовал запрет на раскольничьи храмы, введенный при Николае I, среди петербургского старообрядчества уже поговаривали, что «Николай опечатал, Николай и распечатает». И действительно, ко всеобщему удивлению, в Петербурге, на Тверской улице, впервые открыто начали возводить старообрядческий храм.

Между тем до сих пор строго соблюдается одна из старообрядческих традиций: не жить ни в Петербурге, ни поблизости от него, поскольку среди раскольников он считается проклятым городом Антихриста. Известна легенда о нескольких раскольничьих семьях, которые невесть почему во время наводнения 1924 года оказались на братских могилах Марсова поля. «Очевидцы» рассказывают, что, стоя по пояс в воде, они громко молились, не скрывая радость, что «пришло, наконец, время исполниться предсказанию о гибели города, построенного Антихристом на болотных пучинах».

История русского отступничества, или сектантства, теснейшим образом связана с бесконечными пророчествами скорой и неминуемой гибели Петербурга. Впервые об этом заговорили еще в начале XVIII века раскольники. Именно они объявили Петербург столицей Антихриста, основанной Антихристом Петром I. Формирование этого образа продолжалось едва ли не целое столетие и завершилось с появлением на берегах Невы бронзового монумента основателю Петербурга, или «Медного всадника», как его с легкой руки А. С. Пушкина прозвали в народе. Уже говорилось, что в среде раскольников родилась апокалипсическая легенда о том, что бронзовый всадник, вздыбивший коня на краю дикой скалы и указующий в бездонную пропасть, – есть всадник Апокалипсиса. Одно слово, Антихрист, который грозит Петербургу смертью и разорением. Нельзя забывать, что величественная державная метафора, заложенная в образ бронзового исполина, преодолевающего препятствия на пути к лучезарному будущему, не всегда прочитывалась однозначно. Еще в XIX веке были живы легенды о том, что Фальконе вложил в композицию монумента «тайную мысль, что когда-нибудь императорской России придется низвергнуться в бездну с высоты своей безрассудной скачки».

И вправду, нет города в России, а может быть, и во всем мире, которому не было бы адресовано такое количество проклятий, предсказаний и пророчеств о гибели, как Петербург. Легенды о конце Петербурга появились одновременно с первыми земляными работами на Заячьем острове. В одной из них рассказывается о древней ольхе, росшей у будущей Троицкой пристани задолго до основания города. Финны, жившие в этих местах, рассказывали, что еще в 1701 году, за два года до основания Петербурга, произошло чудо: в сочельник на ольхе зажглось множество свечей, а когда люди стали рубить дерево, чтобы достать свечи, они погасли, а на стволе остался рубец. Девятнадцать лет спустя, в 1720 году, на Петербургском острове явился некий пророк и стал уверять народ, что скоро на Петербург хлынет вода. Она затопит весь город до метки, оставленной топором на чудесном дереве. Многие поверили этой выдумке и стали переселяться с низменных мест на более высокие. Петр I, как всегда, действовал энергично: вывел на берег Невы роту гвардейского Преображенского полка, «волшебное» дерево велел срубить, а «пророка» наказать кнутом у оставшегося пня.