Жорж Бордонов - Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

в княжестве Антиохийском это были замки Рош-Гийом, Порт-Боннель и Трепесак, который контролировал перевал Байлан;

в графстве Триполи — мощная крепость Тортоса (или Антарту), замок Арима, форт Бертрандимир, замок Сафита, называвшийся Шастель-Блан (Белый замок), укрепленное поселение Эльтефаха к западу от Тортосы плюс командорство в Триполи;

в личных владениях короля Иерусалимского — часть башен и крепостных стен Иерихона, храм Соломона в Иерусалиме и Шато-Руж (Красный замок), который контролировал дорогу из Иерусалима в Иерихон;

в графстве Яффа и Аскалон — замок Газа (Гадрес) и замок Натрон, контролировавший дорогу из Яффы в Иерусалим;

в графстве Кесарийском — крепость Шако и знаменитый Шастель-Пелерен (Атлит);

в княжестве Галилейском и на земле Транс-Иордании — замок Ля Фев, который возвышался над равниной Эсдрелон, или Фев, большое командорство Сафет, владевшее 260 имениями, башня Сефория и замок Ге де Жакоб;

в Акре и Тире — командорство.

Многие из этих замков были утрачены в результате сокрушительного поражения при Хаттине, поскольку не хватало защитников, чтобы противостоять натиску воинов Саладина. Вот что пишет в «Истории завоевания Сирии и Палестины Саладином» его секретарь Имад ад-Дин об осаде замка Ля Фев:

«Аль-Фула была очень красивой и хорошо укрепленной цитаделью, с многочисленным гарнизоном и достаточными припасами. Этот замок принадлежал тамплиерам. Он неприступен и представляет собой надежный опорный пункт, снабженный источником воды и продовольствием. Тамплиеры здесь жили зимой и летом, оказывая радушный прием гостям, здесь они держали своих лошадей, здесь важно расхаживали, отсюда вырывались потоки их войск, здесь собирались их братья, их демон утолил здесь свою жажду, их крест был водружен здесь, сюда стекались их войска, здесь разгорался их воинственный пыл» и т. д.

В Трепесаке (Дарбаск — в транскрипции писца Саладина) «мы обнаружили чрезвычайно высокий, выше созвездия Близнецов, хорошо укрепленный замок. Он как будто соединял небо и землю. Это было гнездо, или, вернее сказать, логово тамплиеров. Долгое время они протягивали свои руки и высовывали носы из этого замка, дабы совершать насилие».

О замке Баграс (Гастон):

«Баграс — замок, откликнувшийся на призыв соседней Антиохии, оказавшейся в беде. Мы увидели его непоколебимо возвышающимся на несокрушимом холме, который, казалось, соприкасался с небом, достигая созвездия Близнецов; растекаясь в лощинах и взбираясь на горы, он, влажный от туманов, подвешенный к солнцу и луне, укутывал свои стены тучами… Никто не мечтал туда подняться. Это был замок тамплиеров, логово гиен, лес, населенный диким зверьем, пристанище бродяг, вертеп разбойников, убежище, откуда происходили все несчастья, причиной коих были они, место, откуда проистекали бедствия, колчан их стрел» и т. д.

Тем не менее в виде исключения и точности ради поэт-секретарь все-таки отметил, что в Баграсе его сотоварищи обнаружили такую «малость», как 12 тысяч мешков муки, запасенной тамплиерами и полученной из зерна, выращенного в их хозяйствах. Это позволяет составить представление об их местных ресурсах, если иметь в виду, что Баграс имел для них второстепенное значение. Короче говоря, рассказ Имад ад-Дина, несмотря на поэтические преувеличения, интересен тем, что его автор был приближенным Саладина, мусульманским фанатиком. Впечатления, которые он пытается передать, на восточный манер несколько преувеличивая, были получены им при виде грозных крепостей тамплиеров, занимавших стратегические пункты, преграждавших пути и важные долины и защищавших внутренние районы страны с ее богатыми городами. Желчь, в которую он макал свое перо, служит косвенным, но весьма убедительным выражением его почтительного отношения к силе тамплиеров. Не зря он вкладывает в уста великого Саладина столь страшные слова: «Я очищу землю от этих поганых орденов» (тамплиеров и госпитальеров). Этот рассказ показывает также, до какой степени дошла ненависть приверженцев ислама, вызванная активной пропагандой Саладина, спустя столетие после оккупации Сирии. Касаясь взятия Святого города, Имад рассказывает: «Овладев Иерусалимом, султан распорядился открыть взорам мирбах (мечеть Аль-Aрсa). Тамплиеры укрыли ее за стенами и превратили в склад зерна. Говорили также, что из ненависти и подлости они использовали ее в качестве отхожего места…» Поэтому не приходится удивляться исключительной мстительности Саладина в отношении храмовников, безжалостным казням, проводившимся по его приказу, и эмоциональным словам Имада: «Их распростертыми телами мы угостили волков пустыни!»

Однако вопреки всем ожиданиям франки после поражения при Хаттине сумели собраться с силами, а Саладин так и не завершил завоевания Святой Земли до конца своей жизни. Латинское королевство, лишенное собственной столицы, утратившее лучшие замки и лучшие земли, выжило благодаря распрям среди мусульман. Франки сумели даже многое возвратить, и тем не менее во второй половине XIII века тамплиеры удерживали только часть вышеперечисленных крепостей. Им все еще принадлежали Тортоса, куда они перевели свою главную резиденцию, Шастель-Пелерен (Атлит), Сафет, Сафита, командорства Антиохии, Триполи, Акры и некоторые крепости, как Бофор, брошенные латинскими баронами, отказавшимися защищать их.

Тортоса принадлежала рыцарям Храма с 1165 года. Со стороны моря они выстроили огромный донжон, фланкированный двумя квадратными башнями. Общая протяженность этого сооружения составляла 50 метров. Широкий и глубокий ров отделял крепость от территории, с которой ее соединяла узкая дорога. Ров сообщался с морем, однако было невозможно засыпать его, равно как и сделать подкоп под стены. Толщина стен, возводившихся из каменных блоков превосходного качества, была поистине необыкновенной. Это было воистину неприступное место, о которое в 1188 году Саладин Победитель обломал себе зубы. Внутри стен располагались часовня и большой зал, украшенный человеческими фигурами. Именно в этом донжоне, который немного похож на парижский, тамплиеры хранили свой архив и военную казну и собирались на заседания капитула в редкие периоды затишья. Здесь же располагалась резиденция магистра и его заместителей.

Шастель-Пелерен (Замок пилигримов) своим местоположением был похож на Тортосу. Он был построен тамплиерами в 1218 году на мысе Атлит, южнее Хайфы. Подобно Тортосе, он был почти полностью изолирован от суши широким рвом, заполненным морской водой. Яков Тирский, посетивший этот замок, так рассказывает о его устройстве: «Перед фасадом Замка пилигримов выстроены две башни из квадратных, хорошо отесанных каменных блоков. Их размеры столь велики, что два быка с трудом могут тянуть повозку, груженную одним блоком. Каждая из этих башен имеет в длину 100 шагов (примерно 33 метра) и в ширину 74 шага (примерно 24 метра). Благодаря своим размерам они вмещают в собственных недрах по две баллисты. Что касается их высоты, то они превосходят уровень мыса. Между двумя башнями выстроена огромная зубчатая крепостная стена. С замечательным умением внутри нее устроена лестница, по которой рыцари могут поднимать и спускать свое оружие. На небольшом расстоянии от башен протянулась от одного края моря до другого еще одна стена, ограждая колодец с живительной водой. С двух сторон мыс обнесен вновь отстроенными стенами, поднимающимися почти на высоту скал. В южной части между стеной и морем находятся два колодца, которые в изобилии снабжают замок пресной водой. Внутри стен этого замка находятся часовня, дворец и большое количество домов…» Автор забыл упомянуть, что часовня имела шестиугольную форму, а главный зал замка, как и в Тортосе, был украшен большими головами рыцарей, частично бородатых, а частично безбородых. Что же сохранилось от этих гигантских стен? Бесформенные груды известняка можно видеть на месте красивого зала со стрельчатыми сводами, в котором, возможно, в 1251 году королева Маргарита Прованская, супруга Людовика Святого, родила Пьера Французского, графа Алансонского. Благочестивый король настолько доверял тамплиерам, что поручил им охранять самое драгоценное, что у него было, — свою жену и ребенка, которого она ждала. За год до того в Дамиетте она при крещении нарекла своего сына Жаном-Тристаном в память о трагических обстоятельствах его рождения: Людовик Святой тогда находился в плену у сарацин, и опасались, что в любой момент город может оказаться в их руках. Жан-Тристан Французский умер в возрасте 20 лет в Тунисе за несколько недель до смерти своего отца.