Иоганн Архенгольц фон - История морских разбойников

Однако эмира не трогало это предсказание, потому что воинственные племена, составлявшие его армию, считали себя непобедимыми, и гордость первого успеха предвещала им близкое завоевание всех провинций, которыми овладели христиане. Депутаты отправились к царям африканским для приглашения их к участию в священной войне, и со всех сторон враждебные приготовления производились с величайшими усилиями.

До весны 1487 года война с обеих сторон состояла из частных стычек и экспедиций: битв в горах, грабежей в долинах, нападений врасплох на укрепленные замки или маленькие пограничные города — мелкие подробности длинной цепи отчаянной борьбы, но которые мало-помалу истощали средства аравийского царства. Эхо борьбы перелетело моря. Баязет II, султан Константинопольский, и смертельный враг его, султан египетский, отсрочив свою кровавую распрю, заключили договор для подания помощи испанским мусульманам. Между ними было решено, что Баязет отправит флот к Сицилии, подчиненной кастильянской короне, для разделения сил христиан, между тем как из Африки отправится сильная армия и присоединится к маврам андалузским.

Вовремя уведомленный об этих страшных приготовлениях, Фердинанд Католик почувствовал необходимость придать своим действиям решительный характер и перенести войну на землю Гранадского эмирства. Малагская гавань служила ключом сообщений с Африкой. Испанская армия, после осады, стоившей больших потерь обеим сторонам, принудила наконец голодом город Малагу к сдаче; 15'000 жителей, лишенных богатств своих, были отправлены морем и сухим путем в Севилью и розданы как невольники христианским семействам Преследуя свою победу, Фердинанд опустошал Андалузию до 1489 года. Мулей-бен-Гассан умер, и престол его наследовал сын его, Мухаммед-Абдалла-эль-Зогоиби. Угрожаемый сопернической ревностью, этот молодой государь, слабого и боязливого характера, обратился за помощью против врагов своих к испанскому королю и тайным договором обязался подчинить Гранаду сюзеренату кастильской короны, если Фердинанду удастся овладеть городами Кадиксом, Базой и Алмерией, в которых дядя его, Мулей-эль-Загал, провозгласил себя независимым. Когда эти три города были взяты, Фердинанд потребовал от Мухаммеда-Абдаллы исполнения обязательства. Но если бы молодой эмир даже имел желание исполнить требуемое, то не имел на то власти. Гранадский народ подозревал его намерения соединиться с христианами и держал его в блокаде в Эль-Гамре. Город был наполнен беглецами из покоренных городов, доведенными до отчаяния потерей всего своего имущества, все они громко порицали слабость Абдаллы и говорили о его измене. Несчастный эмир не смел показываться в народе и даже слабо полагался на верность своих телохранителей. Ему удалось, однако, отправить посла, которому повелел выставить перед испанским королем все трудности положения эмира, попросить его довольствоваться пока сделанными завоеваниями и уверить, что как скоро Абдалла возвратит свою власть над Гранадой, то будет пользоваться ею не иначе, как в качестве вассала королей кастильских.

Фердинанд не был доволен этим ответом: для него наступил час окончания политического дела. Придавая себе вид, будто считает Абдаллу неверным союзником, он написал к старшинам Гранады, требуя, чтобы ему отворили ворота города и грозя в противном случае подвергнуть всю страну немилосердной войне. Народ разделялся на три партии: богатых и купцов, опасавшихся неминуемого разорения, они предпочитали купить покорностью сохранение своего имущества, беглецов, которые, лишившись всего, дышали только местью, и на племена воинственные, которые не могли согласиться на унижение своего отечества Между главами последних самым могущественным был Муса-бен-Абдель-Газан, доказавший свою храбрость во всех сражениях с христианами. Его красноречие победило колебания совета, и он отправил к испанскому королю, от имени города, следующие слова, начертанные кровью невольника «Мы предпочитаем могилу под развалинами Гранады стыду подчиниться чужеземному владычеству».

Этот героический ответ был сигналом к новым опустошениям. Видя с верха стен убийства и пожары в окрестностях, мавры подумали, что Господь наказывает их за возмущение против эмира, их законного начальника Все вражды стихли перед общей опасностью, все взоры устремились к Эль-Гамре и имя Мухаммеда-Абдаллы было провозглашено при всеобщих кликах надежды и радости. Едва веря возвращению своего счастья, эмир принял начальство над племенами, вышел из Гранады и разогнал христианские толпы, которые дурно охраняли себя и с неистовым беспорядком предавались грабежу. К несчастью, эти успехи были непродолжительны: гранадские мавры были единственными защитниками целой страны, и ужас, распространяемый христианским войском, был так велик, что арабы долины не осмеливались взяться за оружие и действовать заодно с эмиром. Подкуп пришел еще на помощь политике Фердинанда: он покупал измены и предательство ценой золота, и голодные поселяне, утомленные ужасами войны, предпочитали иго победителя своему истреблению. Абдалла, лишась бодрости, возвратился в город, чтобы умереть на престоле своих предков.

Тогда испанцы расположились в веге и, чтобы убедить гранадцев в решимости своей не отступать прежде сдачи города, король приказал построить для армии город, который до сих пор носит название Санта-Фе. Мавры, свидетели этого предприятия, исполнению которого не могли помешать, предчувствовали, что скоро ужасы голода истощат последние проблески их мужества. Истребление посевов, перехвачивание подвозов, занятие дорог делали эту блокаду ужасной. Наконец, чтобы ничего не недоставало предвестию стольких бедствий, между осажденными возникли раздоры, и эмир Абдалла, слишком слабый для отвращения гибели, хотел, казалось, поторопить ее приближение своей ложной политикой.

В продолжение этой пагубной войны Гранаду колебали беспрерывные раздоры двух могущественных родов: Абенсеррахов и Зегрисов, разделенных древним кровавым соперничеством. Мухаммед, глава Зегрисов, соединял обман с ненавистью, уверил эмира, что Абенсеррахи поддерживают тайные, преступные сношения с неприятелем и что они условились за золото предать испанцам город. Далее он таинственно присоединил к этому еще ужаснейшую клевету, которая возбудила ярость Абдаллы, уверяя его, что Зораида, любимейшая из жен его, пылала преступной страстью к Али-Ахмеду, главе Абенсеррахов.

Эмир скрыл свой гнев, потому что враги, на которых ему указали, были многочисленны и могущественны, а настоящее положение дел не позволяло ему напасть на них открыто. Итак, он решился приготовить мщение верное, полное, но непредвиденное, которым мог поразить опаснейших и ненавистнейших противников своих.