Геннадий Левицкий - Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие

Древние историки рапортовали, что в начале гражданской войны ни один легионер не покинул Цезаря. Это действительно было так, но легионеры тогда еще не представляли, что их ждет впереди. Прошло время, и римляне устали от бесконечной войны, им надоело убивать собственных братьев, и только гений Цезаря заставлял из года в год вертеться кровавое колесо. Диктатор уже не мог остановиться, потому что привык доводить все свои начинания до конца, невзирая на то, что Рим платил за воплощение его сокровенных желаний небывалую цену. Он страстно желал быть первым, пусть даже в полупустом Риме.

В легионах Цезаря осталась едва ли пятая часть их состава; остальные полегли в Галлии, Испании, Греции, Азии, Египте. Теперь этим смертельно уставшим людям предложили оставить благодатную Кампанию и отправляться на очередную войну, хотя положенный срок их службы закончился. Им были обещаны вознаграждения после битвы при Фарсале, но ничего не выдано.

Цезарь послал к солдатам «некоторых из начальников с обещанием выдать каждому воину еще по тысяче драхм». Лучше бы он послал эти драхмы! Войско заявило, что не желает больше слышать обещаний, и потребовало деньги немедленно. Гай Саллюстий Крисп, известный историк и претор 47 года (до н. э.), бывший в качестве посла, едва не был убит, его спасло только поспешное бегство.

Денег Цезарь по — прежнему не давал; видимо, он решил шантажировать своих легионеров, обещая заплатить после окончательной победы над помпеянцами. Тогда его войско приблизилось к воротам Рима с явно недружественными намерениями.

Интересно, что Цезарь проявил в это опасное время неожиданную заботу об Антонии, который своим стяжательством и кутежами вызвал всеобщую ненависть. Легиону, предназначавшемуся для охраны города, он «велел караулить его дом и ворота Рима, опасаясь грабежа».

Что предпринял Цезарь? Диктатор и консул один отправился к разъяренной толпе, еще недавно бывшей его войском. Его не остановили ни уговоры друзей, ни творимые легионерами бесчинства, включая убийства его посланников. О том, что произошло далее, рассказывает Аппиан Александрийский.

Солдаты с шумом, но без оружия, сбежались и, как всегда, увидев перед собой своего императора, приветствовали его. Когда он их спросил, чего они хотят, те в его присутствии не осмелились говорить о вознаграждении, но кричали, считая требование, чтоб их уволили, более умеренным, надеясь лишь, что, нуждаясь в армии для предстоящих войн, Цезарь с ними будет говорить и о вознаграждениях. Цезарь же, к изумлению всех, нисколько не колеблясь, сказал:

— Я вас увольняю.

Тогда они были еще более этим поражены, и когда настала глубокая тишина, Цезарь добавил:

— И выдам все обещанное, когда буду справлять триумф с другими войсками.

Когда они услышали такое неожиданное для себя и одновременно милостивое заявление, ими овладел стыд, к которому присоединились расчет и жадность; они понимали, что, если оставят своего императора до окончания войны, триумф будут справлять вместо них другие части войск, а для них будет потеряна вся добыча из Африки, которая, как они полагали, должна быть велика; к тому же, будучи до сих пор ненавистны врагам, они станут теперь ненавистны также и Цезарю. Беспокоясь и не зная, что предпринять, солдаты совсем притихли, дожидаясь, что Цезарь им в чем — нибудь уступит и под давлением обстоятельств передумает. Цезарь, со своей стороны, тоже замолк, и, когда приближенные стали увещевать его что — нибудь сказать еще и не говорить кратко и сурово, оставляя войско, с которым столь долго вместе воевал, он в начале своего слова обратился к ним: «граждане» вместо «воины» — это обращение служит знаком того, что солдаты уже уволены со службы и являются частными людьми.

Солдаты, не стерпев этого, крикнули, что они раскаиваются и просят его продолжить с ними войну. Когда же Цезарь обернулся и сошел с трибуны, они с еще большей стремительностью и криками настаивали, чтобы он не уходил и наказал виновных из них. Он еще чуть — чуть задержался, не отвергая их просьбы и не возвращаясь на трибуну, показывая вид, что колеблется. Однако все же он взошел на трибуну и сказал, что наказывать из них он никого не хочет, но огорчен, что и 10–й легион, который он всегда предпочитал всем другим, принимал участие в мятеже.

— Его одного, — сказал он, — я и увольняю из войска. Но и ему я отдам обещанное, когда вернусь из Африки. Когда война будет закончена, я всем дам землю, и не так, как Сулла, отнимая ее у частных владельцев и поселяя ограбленных с ограбившими рядом, так что они находятся в вечной друг с другом вражде, но раздам вам землю общественную и мою собственную, а если нужно будет, и еще прикуплю.

Рукоплескания и благодарность раздались от всех, и только 10–й легион был в глубокой скорби, так как по отношению к нему одному Цезарь казался неумолимым. Солдаты этого легиона стали тогда просить метать между ними жребий и каждого десятого подвергнуть смерти. Цезарь при таком глубоком раскаянии не счел нужным их больше раздражать, примирился со всеми и тут же направил их на войну в Африку.

Вот так виртуозно Цезарь в одиночку потушил клокочущий вулкан; причем он отделался лишь обещаниями. Пришлось, правда, забыть о тягчайшем преступлении, каким являлось убийство двух бывших преторов. Согласно Светонию, Цезарь ограничился тем, что для некоторых легионеров урезал посулы: «он наказал всех главных мятежников, сократив им на треть обещанную долю добычи и земли».

Пока Цезарь тратил время на бессмысленную войну в Египте и прогулки с Клеопатрой, разбитые помпеянцы стекались со всего света в Африку. Сюда бежал второй после Помпея оппозиционный лидер — Сципион, здесь нашли пристанище Катон, Лабиен, Афраний, Петрей и прочие вожди, разбитые Цезарем в разное время. Заморская провинция превратилась во второй Рим: здесь функционировал сенат из 300 человек и прочие органы власти. Но главное, пользуясь передышкой, помпеянцы собрали огромную армию.

В строй были поставлены все, кто способен держать меч или копье: беглецы из Греции, Испании, островов Средиземного моря, ливийские крестьяне и вольноотпущенники. Тяжелая пехота противников Цезаря доходила до 14 легионов. Тяжелая конница из галлов, германцев и римлян насчитывала 1 600 человек. Еще 20 тысяч легкой конницы, множество копейщиков привел нумидийский царь Юба. И наконец, нумидийцы привели 120 слонов.

Царь Юба I (Лувр. Париж)

На слонов Сципион возлагал большие надежды и потому лично занимался их дрессировкой. Сохранилось описание этой процедуры у автора «Африканской войны».