Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

Смольный собор строился с небывалым размахом. Тысячи солдат были согнаны для забивки свай под фундамент и тысячи мастеровых – для возведения стен. Финансирование из казны было на удивление щедрым и регулярным. Но когда через несколько лет величественный храм был возведен и оставалось только завершить внутреннее убранство, русские войска перешли границу Пруссии, и Россия ввязалась в Семилетнюю войну. Денег стало катастрофически недоставать. Строительство собора прекратилось. Да к тому времени и мечты государыни о монашестве постепенно прошли. В результате целых пятьдесят лет почти готовый храм был закрыт для прихожан. Со временем появилась и зажила в народе легенда, будто службу в храме нельзя совершать целых сто лет из-за того, что давно, еще тогда, когда кипели строительные работы и со всего Петербурга сходились и съезжались любоваться на строящийся храм толпы горожан – от самой императрицы до последнего нищего с паперти Троицкой церкви, – здесь, в Смольном, в его алтарной части, кто-то из помощников архитектора или какой-то строитель наложил на себя руки. Место осквернил. И собор будто бы пришлось закрыть.

Легенда о таинственном самоубийстве в недостроенном в храме со временем трансформировалась в ходячий сюжет о замурованной монахине, которая многие годы по ночам пугала юных и доверчивых обитателей Смольного монастыря в пору бытования там Смольного института благородных девиц.

Так это или нет, сказать трудно. Но Смольный собор, заложенный в 1748 году, был окончательно достроен архитектором В. П. Стасовым только в 1835 году.

В 1752–1756 годах Растрелли практически заново перестраивает старый Царскосельский дворец, сооруженный еще для Екатерины I. О впечатлении, которое он производил на современников, можно судить по преданию, записанному П. Свиньиным. «Когда императрица Елизавета приехала со своим двором и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, пораженный великолепием его, спешил изъявить государыне свое удивление. Один французский посол маркиз де ла Шетарди не говорил ни слова. Императрица, заметив его молчание, хотела знать причину его равнодушия, и получила в ответ, что он точно не находит здесь самой главной вещи – футляра на сию драгоценность».

В это же время Растрелли перестраивает для Елизаветы Петровны и Большой Петергофский дворец. О праздничном великолепии дворца и щедрости, проявленной императрицей при его строительстве, рассказывают характерное предание. Будто бы, заказывая Растрелли лестницу, по которой входили купцы во время придворных праздников, Елизавета велела использовать при ее отделке побольше золота, так как купцы его особенно любят. На самом деле, как утверждают специалисты, на Купеческой лестнице золота использовано не больше, чем в остальных интерьерах дворца, да и вообще во всех растреллиевских интерьерах, будь то в Царском Селе, Петергофе или Петербурге. В. Я. Курбатов вообще считает, что эта легенда появилась уже после того, как лестница была названа Купеческой и именно потому, что по ней действительно приглашенные купцы являлись на дворцовые праздники.

Один из архитектурных шедевров Растрелли – Воронцовский дворец, позже приспособленный для Пажеского корпуса. Дворец строился для одного из участников государственного переворота 1741 года канцлера М. И. Воронцова и его жены Анны, урожденной Скавронской. Сохранилась легенда, что мебель для нового дворца молодоженам подарил сам Людовик XVI, а раньше она принадлежала небезызвестной мадам Помпадур.

Ходили в Петербурге легенды и о сказочном богатстве графского рода Шереметевых. Рассказывали, что однажды к графу в его дворец на Фонтанке неожиданно явилась императрица Елизавета Петровна. Ее свита состояла из пятнадцати человек. Но это не повергло хозяев дворца ни в панику, ни в смущение. К обеду, который тут же был предложен императрице, ничего не пришлось добавлять.

Еще в 1720 году на берегу Фонтанки для фельдмаршала Б. П. Шереметева был построен небольшой деревянный особняк. В 1750-х на его месте архитектор С. И. Чевакинский при участии Ф. С. Аргунова возводит каменный двухэтажный дворец. Но в роду Шереметевых сохранилось предание, что дом был построен не Чевакинским, а Растрелли. Действительно, сравнение чертежей ранних построек архитектора, в том числе Летнего дворца Елизаветы Петровны, с чертежами особняка на Фонтанке будто бы подтверждает это предание, хотя сам зодчий не упоминает Фонтанный дом в перечнях возведенных им зданий.

При императрице Елизавете Петровне перестраивается в камне старая деревянная церковь при Ижорских заводах, о которой мы говорили в связи с чудесным исцелением рабочих, произошедшем будто бы от явившейся во сне одному из умирающих иконы Святителя Николая. По местному преданию, каменную церковь строил Савва Чевакинский по чертежам самого Растрелли.

Фасады дворца Строганова, возведенного архитектором Растрелли на углу Невского проспекта и Мойки, украшают барельефные медальоны с аристократическим мужским профилем. В городе бытует легенда, что на медальонах изображен профильный портрет владельца роскошного особняка, графа Строганова. Однако есть и другая легенда, получившая распространение в современном Петербурге. Она утверждает, что в медальонах помещен портрет самого Растрелли. Если это так, то великий зодчий положил начало петербургской традиции включать в архитектурное убранство здания своеобразный автограф автора проекта. Мы еще встретимся с подобными примерами: и с автопортретом Антонио Ринальди над главной лестницей Мраморного дворца, и с барельефом Винченцо Бренны в Михайловском замке, и со скульптурным изображением Огюста Монферрана на фронтоне Исаакиевского собора…

Трудно переоценить значение Растрелли для Петербурга. Елизаветинский Петербург вполне можно было бы назвать Растреллиевским. Это понимали не только современники архитектора, но и последующие поколения зодчих. Игорь Грабарь пересказывает знаменательную легенду о Кваренги – архитекторе, подарившем Петербургу не меньше шедевров, чем Растрелли. Так вот Кваренги, не понимавший и «даже презиравший» архитектуру елизаветинского барокко, которая в конце XVIII века казалась уже и смешной, и жалкой, говорят, почтительно «снимал шляпу каждый раз, когда проходил мимо Смольного монастыря, со словами: „Ессо una chiesa!“ (Вот это церковь!)».

Молва утверждает, что и к церкви Успения Пресвятой Богородицы, более известной в народе под именем Спас-на-Сенной, приложил руку великий Растрелли. По преданию, этот храм был основан в 1753 году известным богачом купцом Саввой Яковлевым на месте старинной деревянной церкви. Собор находился в углу Сенной площади, на месте нынешнего наземного вестибюля станции метро «Сенная площадь». Говорят, что при сооружении церкви «основная мысль художника заключалась в том, чтобы изобразить орла, собирающего под свои крылья птенцов». Рядом с храмом стояла сорокаметровая трехъярусная колокольня с колоколом в 542 пуда весом. Язык колокола весил более 17 пудов. На колоколе была сделана надпись: «Асессора Саввы Яковлева в церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Сенной». Этот колокол был знаменит. О нем в Петербурге ходили легенды. Говорили, что при жизни Саввы Яковлева, «очень тщеславного человека, вышедшего из крестьян Тверской губернии, звонили в этот колокол только тогда, когда он это дозволял, и будто бы язык к чему-то прикрепляли особой цепью, которую Яковлев запирал замком, а ключ держал у себя и выдавал его, когда хотел».