Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

Одним из архитекторов екатерининского времени, в творчестве которых наиболее ярко отразился переход от барокко к классицизму, был итальянец Антонио Ринальди, ставший придворным архитектором еще в Ораниенбауме при «малом дворе» наследника престола Петра Федоровича и его жены Екатерины. Он построил Дворец Петра III и Павильон Катальной горки в Ораниенбауме, Дворец в Гатчине, верстовые столбы на двух главных загородных дорогах – в Царское Село и Петергоф, пеньковые склады на Тучковом буяне и многое другое. Одним из самых известных его произведений является Мраморный дворец, или Дом благодарности, который Екатерина II построила для одного из своих фаворитов – Григория Орлова в благодарность за участие в «революции» 1762 года. И хотя Орлов в предназначенном для него дворце ни одного дня не жил, в городском фольклоре он остался романтическим героем, в покои которого тайно являлась высокородная любовница, для чего якобы в Мраморном дворце со стороны Мраморного переулка по приказу Екатерины была сделана специальная потайная дверь.

В вестибюле Мраморного дворца, над главной лестницей, находится барельефный портрет Антонио Ринальди, о котором мы уже вскользь упоминали. По преданию, портрет выполнен одним из самых замечательных скульпторов того времени Ф. И. Шубиным, который работал вместе с Ринальди над созданием дворца.

Одновременно с Академией художеств Екатерина II основывает Эрмитаж – крупнейшее в России собрание художественных ценностей. Открытие его было приурочено к прибытию в Петербург первой партии картин берлинского купца Гоцковского, приобретенных В. С. Долгоруким по заданию императрицы. И хотя создание художественной коллекции имело ярко выраженную политическую цель – доказать миру, что могущественная Россия способна ослепить блеском своей цивилизации любое европейское государство, в фольклоре факт создания Эрмитажа свелся к бытовому, чуть ли не к обиходному, случайному происшествию. Согласно легенде, однажды, прогуливаясь по Зимнему дворцу, молодая императрица наткнулась в полутемной кладовке на большую картину «Снятие со креста». После смерти Елизаветы Петровны картину будто бы перенесли сюда из ее комнат. Екатерина надолго остановилась, любуясь полотном, а когда оторвалась от него, твердо решила создать у себя во дворце картинную галерею.

При Екатерине в Эрмитаже была основана и знаменитая, так называемая Русская, библиотека. Эта трудолюбивая немка на русском троне, по свидетельству современников, ненавидела всякую праздность и, говорят, любила, чтобы придворные во время дежурства при дворе занимались каким-либо полезным делом. Павел Свиньин рассказывает, как однажды придворный лакей так углубился в книгу, что даже не заметил императрицу, когда та остановилась возле него. Императрица, прочитав название (а это был Велизарий Мармонтелев), спросила лакея, понимает ли он прочитанное. Из ответа молодого человека государыня поняла, что чтение не только «избавляет служителей от вредной праздности и скуки, но и послужит к их пользе и образованию». В то же время императрица с удивлением узнала о трудностях, с какими достают они книги на родном языке. Это, повествует легенда, и послужило причиной основания Русской библиотеки.

Ко времени Екатерины II, «царствующего Мецената», «просвещенного монарха», как ее называли в Европе, относится забавная легенда о Первом кадетском корпусе, что размещался в Меншиковском дворце. В то время начальником корпуса был граф Федор Евстафьевич Ангальт, который приказал в назидание кадетам, а отчасти и всем прохожим покрыть наружные стены здания различными «изображениями из натуральной истории», а заодно геометрическими, арифметическими и алгебраическими задачами и шарадами на французском и русском языках. В Петербурге этот разрисованный фасад называли «говорящей стеной». На ней были изображены «все народы земного шара» в национальных одеждах. Среди европейских народов один был изображен в виде голого человека с куском сукна в руках. На вопрос Ангальта, что это значит, остряк-живописец ответил: «Это я изобразил француза. У них мода меняется ежедневно, и я не знаю, какого покроя носят французы свое платье в настоящее время».

Одна из красивейших петербургских легенд, то ли рожденная на берегах Темзы и завезенная британскими негоциантами в устье Невы, то ли возникшая в одном из петербургских салонов, подхваченная тысячеустым Петербургом и распространившаяся по миру, рассказывает о некоем сказочно богатом англичанине, который, наслышавшись на склоне лет о волшебной красоте Северной Пальмиры, вдруг заявил, что ему совершенно необходимо побывать в России и увидеть ограду Летнего сада. В прекрасную пору белых ночей его яхта вошла в Неву и бросила якорь напротив Летнего сада. Изумленный и очарованный фантастической красотой северного шедевра, престарелый британец отказался сойти на берег, заявив, что в этом нет никакого смысла, так как ничего более прекрасного он уже увидеть нигде и никогда не сможет. На глазах удивленных петербуржцев яхта снялась с якоря и взяла курс на Англию.

Между прочим позднее петербургская молва считала этим чудаком английского писателя шотландца Р. Л. Стивенсона, который якобы встречался на набережной Невы у решетки Летнего сада с русским писателем И. А. Гончаровым, хотя ни тот, ни другой в описываемое нами время, когда легенда о чудаке-англичанине, кажется, уже бытовала, еще не родился.

Наряду с поэтическим вариантом легенды об очарованном англичанине существовал и другой, прагматический ее вариант. Будто бы английские знатоки литейного дела съезжались на невские берега специально посмотреть на решетку, поражавшую «своей колоссальностью и отчетливой работой».

К сожалению, не осталось письменных свидетельств о том, кто был автором знаменитой ограды. В разное время ее сооружение приписывали и Ринальди, и Баженову, и Валлен-Деламоту. Большинство современных исследователей считают творцом ограды Юрия Фельтена в соавторстве с Петром Егоровым. Отношение к ней у петербуржцев сложилось однажды и навсегда. Уже современники, по выражению В. Я. Курбатова, смотрели на нее как на очередное чудо света. И действительно, ритм чередующихся чугунных копий с изящным радиусным завершением вызывает смутное, словно во сне, необъяснимое ощущение чуда, ради которого стоит хоть раз побывать в Петербурге.

С именем Юрия Матвеевича Фельтена связано создание прославленных невских набережных. Ему принадлежит как идея, так и практическое исполнение целого ряда звеньев гранитной оправы Невы, в которую входили мосты, пристани, спуски, съезды, сходы, причальные стенки, художественные ограды, предмостные площади и многое другое, что в конечном счете, обретя свой законченный вид к середине 1790-х годов, приводило в неподдельное восхищение как петербуржцев, так и гостей города.