Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

В 1849 году город на четыре пятых состоял из простых палаток, но это не мешало ему быть крупным рынком региона. В нем кипела бурная жизнь. «Все дороги, ведущие из Стоктона на прииски, забиты запряженными мулами, повозками, нагруженными товарами, — пишет Бейар Тейлор. — Они принадлежат большей частью американцам, в числе которых много бывших трапперов и горцев, но погонщики мулов — мексиканцы, а их сбруя и вьюки были такими же, какие можно было увидеть 300 лет назад на холмах Гренады и на андалузских равнинах» (23) . Владельцы повозок довольно быстро обогащались. Средняя стоимость транспортировки товаров из Стоктона даже на самые близкие прииски составляла в летнее время 30 центов за фунт.

У берега стояли на якоре несколько судов. Оставленные своими экипажами, отправившимися искать золото, корабли были превращены в склады. Когда Ле-онар Кип приезжал в Стоктон, в одном скромном бриге ютились мэрия и «дворец правосудия». «Ют служил залом заседаний суда, каюта — совещательной комнатой, трюм — тюрьмой; полубак был превращен в городскую больницу». В этот день никакого судебного заседания не было, и всеми этими помещениями завладели мальчишки. Вокруг «зала суда» шла рыбалка. Занято было и кресло судьи, а в ящике для его графина лежала приманка.

Недалеко отсюда, в конце улицы, была поставлена виселица. «Один ее вид имел большее значение для соблюдения закона и порядка, чем три церкви», — объяснил путешественнику местный житель. «Учитывая состояние общества, — пишет Кип, — я в этом не сомневался» (24) .

Общество здесь, как и повсюду, было очень космополитичным, и хотя мексиканцы были в меньшинстве, тон задавали именно они. Леонар Кип рассказывает, что многие «северяне» переняли привычки погонщиков мулов. В моду вошли пышные усы, большая калифорнийская шляпа украшалась шнуром с серебряными кистями, красные и желтые шелковые шарфы производили настоящий фурор, а «множество мужчин, чьи ноги никогда не обнимали живот мула, величественно выступали с самыми потрясающими шпорами на каблуках». Сам алькальд разъезжал на муле без пиджака, «во всей республиканской простоте» (25) .

Построенный на берегу Сан-Хоакина, окруженный болотами, Стоктон зимой становился непролазной трясиной, в которой тонули люди и животные. Дождь и грязь были кошмаром, который многие пытались забыть в разгульных развлечениях салунов. «Я не отдал бы ни одной женщины Новой Англии или штата Нью-Йорк за всю Калифорнию», — вздыхал Финеас Блант, который оказался вынужденным прожить там зиму 1849/50 года (26) . Но искатели лучшей доли по-прежнему приезжали. И по мере заселения Стоктона цена на землю поднималась. Говорят, что Чарлз Вебер, немецкий ранчеро и основатель Стоктона, якобы выручил за несколько месяцев 500 тысяч долларов, продавая по частям свои владения.

Люди сколотили себе в Калифорнии громадные состояния. Но никто, несомненно, не сделал этого быстрее Чарлза Вебера, потому что он не только спекулировал участками, но и с 1848 года нанял большое количество индейцев, которые разрабатывали его участки, и платил им одеялами, сарапе и украшениями (27) .

Другие были менее удачливы. Так, владения Джона Саттера, царька Новой Швейцарии, захватили бездомные люди, которых назвали скваттерами [23] . Он обратился в суды, но те объявили недействительными большую часть его прав собственности, и он вскоре лишился почти всех своих земель. Говорили, что он якобы хотел превратить свой форт в центр снабжения приисков Севера. И в этом тоже потерпел крах. Недалеко по реке, там, где в 1848 году были лишь тенистые пастбища да несколько лачуг, в которых жили служившие ему люди, возник город Сакраменто, который и взял на себя роль такого центра.

Экономический взлет Сакраменто был молниеносным. «Цена участков здесь выше, чем в Сан-Франциско», — отмечал Бейар Тейлор в 1849 году (28) . Сити Хотел — бывшая лесопилка, построенная Джоном Саттером, — приносил 30 тысяч долларов в год. Суточное питание в гостинице стоило 5 долларов, а в ресторанах — 20 долларов в неделю. Новая гостиница еще до окончания строительства была уже арендована за 35 тысяч долларов в год.

Здесь жили главным образом нью-йоркцы, а также люди из западных штатов. В городе был городской совет, свой устав, и там проходили разнообразные политические собрания. Выпускался также еженедельник «Плейсер тайме» тиражом 500 экземпляров.

Ежедневно работал конный рынок, своеобразие которого поразила Бейара Тейлора. Расположившийся под сенью огромного дуба, он был окружен палатками из голубой и белой парусины. Несколько дрожавших мулов да чахлые лошади стояли в конюшнях. «Сцена, открывавшаяся взору в разгар торговли, была довольно комичной. Единственными действовавшими здесь правилами торговли были прихоти тех, кто имел животных на продажу. Каждый продавец был сам себе аукционистом и лично расхваливал своих лошадей или мулов» (29) .

Тейлор не нашел счастья на рынке. Но владелец соседней таверны продал ему превосходную серую кобылу за 100 долларов. В другом месте он раздобыл «сносное» седло и уздечку за 10 долларов, чехол для седла и потник за 5, пару мексиканских шпор за 8 и попону за 12 долларов.

Сакраменто быстро разрастался. В 1852 году Форт Саттера включается в черту города. Были проложены дороги, пересекавшиеся под прямыми углами. Тридцать две улицы шли вдоль реки Сакраменто, причем Первая — по самому берегу. Перпендикулярные улицы обозначили буквами алфавита: А, В, С, D и т.д. Многие из них были обсажены дубами и платанами. К сожалению, самые прекрасные деревья золотоискатели вырубили на дрова для лагерных костров.

Население, по данным Эдуарда Ожера, выросло тогда до 40 тысяч человек (30) . Но цифра эта кажется сильно преувеличенной и без всякого сомнения включает не только жителей, но и приезжих. «Набережные загромождены бочками и ящиками, — пишет он, — и на протяжении больше четверти лье река запружена кораблями всех видов» (31) . Постоянные рейсы пароходов связывали город с Сан-Франциско, а дилижансы, как челноки, возили пассажиров на прииски и обратно. В Сакраменто были театр, церковь, несколько хороших гостиниц с бильярдными залами, барами, игорными комнатами и дорожками для боулинга. «Там можно видеть даже двух девушек, игравших на шарманке и тамбурине», — сообщает Франклин А. Бак (32) .

Театр был самым пристойным развлечением. Разумеется, публика его посещала не слишком избранная, но впечатлительная, и на каждом спектакле шумно выражала свои чувства.

В июле 1853 года сакраментский театр принимал знаменитую Лолу Монтес. Красавица Лола год назад отправилась в американское турне. Не устояв перед привлекательностью калифорнийской мечты, она завоевала Сан-Франциско, куда ее слава дошла раньше, чем она сама. Внимание поклонников привлекала ее красота, а не талант, так как танцовщицей она была посредственной. Она завоевала сердце редактора местного листка «Сан-Франциско Виг», и 2 июля в церкви миссии Долорес пастор благословил союз П. П. Хэлла и мадемуазель Лолы Монтес (33) .