Элизабет Херинг - Ваятель фараона

Тени в ответ только пожала плечами.

Как согнула ее эта жизнь! Как она горбится, когда идет!

Тени с трудом поспевала за сыном. Заметив это, он замедлил шаги.

На их счастье, на краю бывшей рощи еще уцелело одно дерево. В его тени Тутмос нашел удобное место для матери. Но она не захотела даже присесть.

- А как же моя работа? - забеспокоилась мать. - То полотно, которое я тку! Я должна была закончить работу еще сегодня, а теперь успею лишь завтра к вечеру. И если этот кусок не будет завтра готов, меня побьют.

- Но кто посмеет это сделать, мама? Я думал, что раз прогнали жрецов, прогнали Панефера...

- О, Панефер был далеко не самым жестоким! Что пришлось пережить бедной матери! Что они с ней сделали! Разве простит она ему когда-нибудь, что он не забрал ее раньше? Конечно, пока жрецы Амона распоряжались здесь, об этом не могло быть и речи. Но тогда, перед отъездом в Ахетатон, ему нужно было поехать с Баком в каменоломни. На обратном пути он мог бы забрать мать с собой. Как он не подумал об этом? Неужели желание скорее ступить на священную землю Небосклона Атона было настолько велико, что пересилило его сыновний долг и любовь? Разве можно совершать грех даже во имя служения богу?

Все это он говорит матери, стараясь кричать как можно громче, чтобы она могла расслышать. Мать сидит рядом и смотрит на него отсутствующим взглядом. Может быть, она не понимает того, что он говорит?

Наконец губы Тени шевельнулись и она медленно спросила:

- Так ты приехал меня забрать? Ты хочешь увезти меня?

- Да! Тебя и моих сестер! Но где же они, мои сестры? Почему они не прибежали сразу же, как только услышали о моем приезде?

- Ренут умерла, - сказала мать. - Она умерла в то лето, когда река разлилась, разрушив все плотины, и нам почти ничего не удалось собрать с опустошенных полей. Тогда свирепствовали демоны болезни. Многих погубили они. - Тени замолчала, глядя прямо перед собой. - Остальные мои дочери, обе младшие, убежали, когда начались беспорядки. С тех пор я ничего о них больше не слышала.

- И о братьях моих тебе ничего не известно?

- Нет, ничего! Со времени смерти твоего отца. "А ведь она родила четырнадцать детей, - думает потрясенный Тутмос, - четырнадцать детей! И теперь осталась совсем одна!" Он снова принялся объяснять матери, что намерен забрать ее отсюда и заедет за ней на обратном пути.

- Но я же не могу уехать... я не могу оставить Эсе одну! - сказала мать, и голос ее сразу же изменился, слово с нее слетела усталость.

- Эсе? Кто такая Эсе? Это имя я ни разу не слышал.

Тени не сразу ответила. Она смерила сына строгим взглядом, в котором чувствовались и недоверие и осторожность. Тутмос в это время неумело гладил ее руки. старые, морщинистые, рабочие руки с набухшими венами. "Я обязательно вылеплю эти руки, - подумал он, - руки матери, такими, какие они есть".

- Эсе, - ответила старуха, неожиданно заговорив быстрее, - Эсе - моя внучка. Дочь твоей сестры Ренут!

"Значит, она еще совсем ребенок, - подумал Тутмос. - Ну конечно же, я заберу и ребенка".

И сердце его охватывает радость. Он собирается спросить еще что-то, но в это время до него донесся крик: "Те-е-е-ни!"

- Тебя зовут, - сказал он. - Будет лучше, если я сейчас же поговорю с управляющим имением. Мне придется оставить вас здесь еще на несколько недель, а может быть, даже и месяцев. Это будет зависеть от того, как быстро я сумею управиться со своими делами в каменоломнях. Но управляющий должен знать, что ты мать главного скульптора царя! Теперь тебе не придется больше работать!

- Не надо будет работать? - пробормотала старуха. - Но что же я буду делать с утра до вечера, если не буду работать?

Тутмос не ответил ей. Он шагал торопливо, и Тени с трудом поспевала за ним.

Они поравнялись с колодцем. Большой камень лежал все на том же месте. Возле него, как и в те далекие времена, стояла девушка с кувшином на плече. Вот она поставила его на землю, перегнулась через край колодца и начала опускать кожаное ведро. Но прежде чем вытянуть его обратно, она внезапно замерла, выпрямилась и обернулась. Вероятно, она услышала звук приближающихся шагов.

- Эсе! - позвала мать. - Подойди сюда, Эсе! Это мой сын, Тутмос, он твой... твой дядя.

Девушка поправила рукой свои черные волосы, упавшие ей на лоб, и осталась стоять на месте, как прикованная.

Тутмос тоже не мог сделать ни шагу. "Конечно же, это другая девушка, думает он. - Это тот же колодец, та же смоковница, но не та девушка". И все же он с трудом убеждает себя в этом, хотя уже много лет прошло с той памятной встречи.

Так вот какая она, Эсе! Она уже не ребенок, как он думал! Она уже в том возрасте, когда выходят замуж! Ей по крайней мере четырнадцать лет1

Он подошел к ней и взял колодезный журавль из ее рук. Достал кожаное ведро, налил воду в кувшин и помог девушке поднять его на плечо.

- Идем с нами! - сказал он и пошел вперед. Тени между тем взяла за руку девушку, которая словно приросла к месту.

- Ну, пойдем же! - повторила старуха и стала что-то шептать на ухо Эсе.

Внезапно лицо девушки озарилось улыбкой. Взяв бабушку за руку, она пошла за молодым скульптором.

Прежде чем Тутмос встретился с Абой, управляющим поместьем, конфискованным у жрецов Амона, Тени рассказала сыну, как он здесь появился.

С отрядом наемников, в основном состоящим из людей презренной земли Куш, Аба ворвался в Он, перебил жрецов Амона и Монта, тех, кто не успел сбежать. Не пощадил он даже царских чиновников, которые пытались приостановить его злодеяния. Старший управляющий всеми угодьями Она, которому Аба подчинен, действует с ним заодно и позволил ему распоряжаться по своему усмотрению. Бот Аба и старается как может! Поля не дают и половины прежнего урожая, поголовье скота значительно сократилось. Большинство земледельцев, работающих в поместье, или отдыхают от своих трудов, уснув навеки, или просто сбежали отсюда. Люди же, которых Аба привел с собой, ленивы и развращены.

- Ну, а Панефер? - спросил Тутмос.

- Панеферу удалось спастись, только его жену и детей...

- Неужели ты хочешь сказать, мама, что люди царя убивали женщин и детей?

Эсе внезапно вскрикнула. Лицо ее побледнело, она пошатнулась. - Тутмос едва успел подскочить и удержать кувшин, чтобы он не упал с ее плеча. Вода, конечно, вылилась. Ноги и сандалии Эсе стали мокрыми. Тутмос неестественно улыбнулся и сказал:

- Начего, это хорошо при такой жаре!

- Теперь придется возвращаться. - На глазах Эсе появились слезы. - С пустым кувшином я не могу...

- Ты пойдешь со мной! - возразил Тутмос немного грубовато, поставив кувшин у порога дома, к которому они только что подошли. Он даже слегка подтолкнул ее к двери. "Какие же ужасы пришлось ей пережить, - подумал он, если одно напоминание причиняет ей такие муки!"