Сергей Кремлев - Россия и Япония: стравить!

Китаю, правда, «помогли» тогда как-то выпутаться из ситуации Россия, Германия и Франция, однако поражение в китайско-японской войне 1894 — 1895 годов было стратегическим предвестием конца монархии. На рубеже веков Китай сотрясало то Ихэтуаньское восстание, которое задавили лишь объединенными усилиями коронованной и «демократической» сволочи со всего мира.

Впрочем, опыт взаимодействия верховной власти Китая и Запада для подавления широких народных движений был накоплен уже до этого. Уже для подавления движения тайпинов, пик которого пришелся на годы после последней «опиумной» войны, режим Цы Си привлекал «всегда побеждающую армию» под началом англичанина Гордона.

Сегодня даже в России некоторые историки пытаются представить Цы Си умным, дальновидным и тонким политиком. И в их изображении Цы Си напоминает некий китайский аналог русской правительницы Софьи — амбициозной сестры будущего Петра Великого. И некое сходство тут, пожалуй, усматривается — в полной неспособности режима Цы Си (как и режима Софьи) предотвратить деградацию собственной страны. А Китай — держава потенциально великая — деградировал.

Уродливость общественных процессов в нем и проявилась в . буйствах ихэтуаней. Но еще до этого восстания в Китае произошло несколько событий — некоторые из них имели далеко идущие последствия...

Так, за четыре года до восстания, в 1895 году, министр финансов России Витте (опять и опять — он!) устроил для Китая заем под русской гарантией на парижском денежном рынке (читай — при участии еврейских банкиров Франции) и создал Русско-китайский банк.

В 1896 году по уже упомянутому договору с Россией, инициатором которого был все тот же Витте, Китай соглашается на проведение по его территории в Северной Маньчжурии одного из участков русской Сибирской железной дороги — знаменитой впоследствии КВЖД (расшифровка этой аббревиатуры читателю уже известна).

В ноябре 1897 года в провинции Шаньдун были убиты два католических миссионера — как раз в той зоне, где католические духовные миссии находились под покровительством Германии... Берлин давно искал повод для действий определенного рода, и повод теперь был... Германская эскадра вошла в бухту Цзяочжоу и высадила десант. В начале марта 1898 года Германия заключила с Китаем договор об аренде района Цзяочжоу сроком на 99 лет. Так создавалась опора рейха в Китае — военно-морская база Циндао.

Вскоре, 27 марта 1898 года, уже Россия по конвенции с Китаем получила на 25 лет в аренду порт Люшунь (Порт-Артур) и порт Далянь (Дальний). И этот факт мы выделим особо, потому что о нем нам предстоит немало поговорить в дальнейшем.

В соответствии со статьей 4 конвенции на арендуемой территории «все военное командование сухопутными и морскими силами, а равно и высшее гражданское управление будет всецело предоставлено русским властям...»

Порт-Артур объявлялся исключительно военным портом с правом использования только русскими и китайскими судами.

Порт Дальний за исключением одной внутренней бухты, оставленной для военных целей, объявлялся статьей 6 конвенции «открытым для иностранной торговли», и открытый доступ в него предоставлялся «коммерческим судам всех наций».

Просто наблюдать такие шаги Германии и России просвещенная Европа, конечно же, не могла. И 30 мая 1898 года под видом «аренды» Англия захватила порт Вэйхайвэй в провинции Шаньдун и полуостров Цзюлун.

Чуть позже «арендовала» Гуанчжоувань на юге Китая Франция.

Япония, одержав над Китаем легкую военную победу, все более активно — хотя пока еще и не очень широко — резвилась по всему Китаю, особенно «увлекаясь» Маньчжурией.

Соединенные Штаты в рамках «политики открытых дверей» (точнее — открытых ими чужих дверей) заняли в товарообороте Китая к концу XIX века третье место.

Формула «открытые двери» впервые появилась в инструкциях чрезвычайного посольства Кашинга, отправленного во времена президента Тайлера в Китай.

Кашинг прибыл в Китай, в Макао, на 4 военных кораблях 24 февраля 1844 года, и нельзя сказать, чтобы все дела обделал без труда. Лишь 3 июля в Ванься был подписан первый американо-китайский договор.

Зато был он — хоть куда! И это при том, что военным Могуществом США — тем более на Тихом океане — тогда и не пахло. Однако для янки было открыто пять портов, в них назначались американские консулы, граждане США получали права экстерриториальности, а что уж говорить о таможенных льготах!

Янки открыли двери в Китай не совсем в той манере, в какой «медвежатник» открывает банковский сейф, — силенок для этого было маловато. Но золотых долларов хватало — ведь за спиной США стояла Золотая Элита. Она с момента создания США обеспечивала им всегда и во всем режим наибольшего благоприятствования. И поэтому «китайские» дела янки неизменно процветали.

После упомянутой выше серии «аренд» Британия забеспокоилась и предложила янки как-то совместно отреагировать на новую ситуацию. Но до поры до времени «младший» — заокеанский «брат», как и за семьдесят с лишком лет до этого в случае с доктриной Монро, предпочел ввести в оборот единолично американскую доктрину госсекретаря Хэя, которая известна также как доктрина «открытых дверей».

«Бескорыстным» и «высокоморальным» янки и долларов не надо — дай им только о других народах позаботиться... Вот и тут предложение «сохранить во всех частях Китая открытый рынок для торговли всего мира» объяснялось ими желанием «провести административные реформы, настоятельно необходимые для сохранения целостности Китая». Именно это было сказано в ноте, подготовленной для Хэя специальным советником госдепартамента — востоковедом, дипломатом и, по совместительству, разведчиком Уильямом Вудвилом Рокхиллом.

6 сентября 1899 года нота была направлена правительствам Англии, Германии и России, а вскоре — и Франции, Италии и Японии.

3 июля 1900 года — уже во времена восстания «боксеров»-ихэтуаней — появилась вторая нота Хэя с призывом придерживаться «принципа равной и справедливой торговли во всех частях Китайской империи».

Какой прогресс, надо заметить! От «тарифов абсурда» в начале XIX века Штаты пришли под конец этого века к политике «равной торговли». Правда, «тарифы абсурда» не пускали чужих на рынок США. А доктрина Хэя была ключом янки к чужим рынкам. Но это была деталь «малозначащая». Не так ли?

В нотах Хэя говорилось о реформах...

И они Китаю — пусть и не в редакции Хэя — были действительно необходимы.

В САМОМ преддверии Ихэтуаньского восстания, в 1898 году, молодой император Гуансюй рискнул пойти на реформы. Риск был не в том, что реформы могли оказаться несвоевременными, а в том, что им упорно противилась уже помянутая выше клика его тетки — 63-летней императрицы-регентши Цы Си.