Сергей Кремлев - Россия и Япония: стравить!

С началом Первой мировой войны Сунь обратился к лидеру влиятельной японской буржуазно-помещичьей партии «кокуминто» Инукаи с призывом вступить в войну на стороне центральных держав (то есть — против России в том числе) во имя освобождения Азии.

Он писал: «Япония — моя вторая родина, а руководители Японии — мои учителя... Азия — наш дом, а Япония и Китай в этом доме близнецы-братья, которые должны тесно сотрудничать и на практике помогать друг другу»...

Сравнение насчет братьев выглядело несколько комично (если посмотреть на территориальные размеры «близнецов»), но мысль была выражена вполне определенно.

Накануне Первой мировой Сунь в очередной раз отправился в Токио и там такой его собеседник, как генерал-милитарист Кацура, был к идее предлагаемого «братания» очень даже расположен и даже предложил Сунь Ят-сену «по-братски» уступить Японии Маньчжурию. А за это обещал ни более ни менее как «освободить Китай от британского влияния».

96

Сунь мялся, чувствовал себя неуютно, но от этих «братских» идей резко не отмежевывался... Назвался груздем — полезай на засолку...

Шли годы...

Не принципиальная позиция мудрого лидера, понимающего жизненно важное значение для Китая прочного союза с Россией, а въевшаяся в самую суть политики Сунь Ят-сена конъюнктурщина и явно антикитайская линия Японии сделали из него «друга» России.

Однако отказываться даже от эгоистичного Китая и от возможностей влияния в нем было для Советской России не просто глупо, но и опасно. Япония была к нам враждебна, а Китай был тут хотя и ненадежным, но реальным фактором отвлечения Японии.

Тем более что в августе 1923 года Чан Кай-ши привез в Москву просьбу Сунь Ят-сена о посылке в Кантон советских политических и военных советников.

И с сентября 1923 по июль 1927 года главным политическим советником ЦИК Гоминьдана становится Михаил Бородин (Грузенберг). Вообще-то — троцкист, но — ладно... Хотя куда там — «ладно»! Троцкистские левацкие перегибы в конце концов обошлись нам в Китае дорого.

Главным военным советником революционного правительства Китая с 1924 по 1927 год был Василий Константинович Блюхер (генерал Галин).

Впрочем, параллельно отмечу, что с апреля 1934 по март 1935 года военным советником режима Чан Кай-ши (то есть — того же правительства Китая) был знаменитый германский генерал-полковник Ганс фон Сект (Зеект), а в 1932 году при высших штабных структурах режима было зарегистрировано около 60 германских военных советников.

Состоял военным советником Чан Кай-ши и майор японской разведки из «исследовательской группы по Китаю» Еремити Судзуки, через которого Чан в 1927 году в Токио установил связи и с самим шефом Судзуки — начальником военной разведки генералом Иванэ Мацуи.

Не помешает со слов кадрового сотрудника Разведывательного управления Генерального штаба РККА болгарина Ивана Винарова узнать и мнение Блюхера, относящееся к 1926 году: «Даже в военном совете в Кантоне до недавнего времени отвергали любую идею о военной разведке... Я не верю в то, что генералы... настолько профессионально неграмотны. Большинство из них окончили военные академии за границей... Наверно, они отвергают необходимость в китайской разведке, чтобы предоставить поле деятельности западным центрам разведки».

К этому можно лишь прибавить, что советской разведке приходилось действовать в Китае (в том числе с позиций противодействия Японии) чаще всего нелегально.

Мы, так или иначе, все 20-е и 30-е годы присутствовали в Китае, но печальный «китайский синдром» двурушничества сопровождал русских в Китае слишком часто...

Увы!

Вот что рассказывал во второй половине 30-х годов по возвращении из Китая наш авиатор полковник Д.А. Кудымов: «Советские добровольцы первыми поднимались в воздух, первыми бросались в атаку, в то время как другие летчики — иностранные волонтеры (собственно, это «волонтеры» были хорошо оплачиваемыми наемниками. — С.К.) — всегда приходили к «шапочному разбору». Однако китайское командование... проявляло повышенную заботу об американских и английских летчиках. В бой они вводились последними, их машины в отличие от наших (хотя тактико-технические характеристики советских истребителей были намного лучше устаревших западных. — С.К.) и китайских укрывались в специальных капонирах. Лучшим было питание западных волонтеров».

Полковник Кудымов и его товарищи оказались в Китае потому, что в 1931 году Япония предприняла прямую агрессию против Китая, начав с оккупации Маньчжурии...

В январе 1932 года пришла очередь Шанхая, хотя к лету того же года японцам пришлось из района Шанхая отступить. Но вообще-то им в Китае тогда сопутствовали скорее успехи, чем поражения.

И в том была, пожалуй, своя логика, определяемая разницей в национальных характерах географически близких, а цивилизационно — очень, пожалуй, разных народов.

Китай соприкасался с европейцами несколько веков, в течение которых Япония с европейцами сознательно не контактировала.

В середине XIX века Японию, угрожая ей силой, из состояния самоизоляции выводят. В 80-х годах XIX века начинаются буржуазные реформы «революции Мэйдзи» (мы им попозже уделим, уважаемый читатель, немало внимания). И они дают толчок почти мгновенному преобразованию Японии в весьма динамичное государство, быстро становящееся субъектом мировой политики первого ряда.

Китай же — даже после его окончательного «вскрытия» Западом — не прогрессирует по «японскому» типу, а все более превращается в полуколонию и объект империалистической эксплуатации.

Конечно, Япония по сравнению с Китаем была менее привлекательна для Запада. Очень уж она бедна сырьевыми ресурсами. (Даже в 80-е годы XX века Япония импортировала 99,7 процента требующейся ей нефти, 100 процентов алюминия, железной руды и никеля, 95 процентов меди и 92 процента газа.)

Япония была «вскрыта» намного позднее Китая и не казалась по сравнению с Китаем особо привлекательным и быстро окупающимся местом приложения грабительских усилий. То ли дело Китай... Он ведь уже был крепко прижат Западом серией «опиумных» войн.

И уже поэтому Западу было выгоднее поощрять развитие Японии, чтобы держать ее «у ноги» и при необходимости науськать на Россию и (или) Китай. Что Запад потом с успехом и проделывал.

Но, с другой стороны, сырьевое богатство Китая объективно было мощным потенциальным фактором его быстрого национального прогресса..

Почему же не состоялся — параллельно японскому — китайский «рывок» на рубеже XIX — XX веков?

Этим интересным и важным вопросом я буду задаваться еще не раз и постепенно — не враз — постараюсь дать на него хотя бы частичный ответ.

Причем, говоря о китайском характере, надо иметь в виду, пожалуй, тот факт, что разница в психологии относительно немногочисленного образованного слоя китайцев и уже давно необъятной китайской крестьянской массы (так и хочется сказать — биомассы), скорее всего, была большой в XIX веке и остается большой в веке XXI. И поэтому, говоря о китайском национальном характере, я тут имею в виду тот его вариант, который свойствен верхней части китайского общества.