Сергей Кремлев - Россия и Япония: стравить!

И вот эти японские парни в русской форме... Их лица... Выражение их выглядит чертовски русским! Конечно, это — японцы, действительно нам дружественные и душевно близкие, японцы православные... Конечно, их немного...

Но они были!

Однако не они определяли ситуацию и отношения Японии с Россией. И Япония, опьяненная в период мировой войны огромным успехом, «оплаченным» тремя сотнями погибших (что это было для привыкших к землетрясениям и тайфунам японцев!) тоже была уверена (хотя вернее было бы сказать, что самоуверенна) в том, что сильная Россия не нужна и ей.

И так вот — оглядываясь с недоверием друг на друга — Япония и янки были склонны если и не «дружить» против России вместе, то хотя бы как-то продемонстрировать друг другу взаимную готовность к возможным будущим компромиссам на русской территории.

В 1916 году ситуация еще была, впрочем, иной, и 3 июля 1916 года в Петрограде (бывшем Петербурге) было подписано последнее соглашение царской России с Японией. Причем — по инициативе Японии!

Тут не обошлось, правда, и без хитрой японской игры, потому что в мае 1916 года японское правительство сообщило России, что Германия, мол, предложила Японии заключить с ней сепаратный мир. Петроград дрогнул. Хотя мог бы и прикинуть: насколько Германии нужен мир с Японией и как он может повлиять на положение Германии? И на каких условиях такой мир мог быть заключен — с учетом того, что Япония уже попользовалась германскими владениями в Азии и рассчитывала в будущем на еще большее. Ведь летом 1916 года японцы потребовали от Англии заключить секретное соглашение о сохранении за ними бывших германских островов в Тихом океане севернее экватора.

16 февраля 1917 года Англия такие гарантии Японии дала. А затем их подтвердили и другие страны Антанты (США официально уведомлены не были).

Япония ловко блефовала, пользуясь тяжелым положением англо-французов на германском фронте. Причем именно блефовала, потому что, не рискуя ничем в чисто военном отношении, она была прочно политически связана тогда именно с Антантой.

Дело тут было в том, что, несмотря на грозный тон «21 требования» и внешнюю покорность им Китая, Японию в Китае то и дело теснили янки. И союз Японии с Антантой как-то это все сглаживал хотя бы частично.

В 1916 году США предоставили Китаю ряд займов и получили несколько железнодорожных концессий. И Япония вдруг «вспомнила», что воды Тихого океана омывают берега не одной только великой державы Америки, но и другой великой державы, хотя бы географически Америке противоположной, а к Японии намного более близкой. То есть они вспомнили о России...

Конечно, японцы не были бы японцами, если бы не начали с нажима и здесь. Царизм нуждался в поставках японского оружия, и японские переговорщики настаивали на новых рыболовных концессиях в территориальных водах России, на передаче японским властям всей южной части ветки от КВЖД к Ляодуну и на прочих «мелочах»...

Однако инициатива некоего политического «союза» исходила-то от японцев. Россия же могла усмотреть для себя пользу от блока и со Штатами — против напора Японии. Во всяком случае, она могла припугнуть Японию такой перспективой с намного большим основанием, чем Япония Россию — «германским» миром.

Тем не менее японцам в Петербурге, ставшем с началом войны Петроградом, «пошли навстречу».

Договором с Россией Япония прикрывалась и от Англии. А Россия всего-навсего обеспечивала себе японские военные поставки, но по-простецки считала, что уже ради этого «игра стоит свеч». Поэтому русско-японский договор 1916 года состоялся. Ни японская, ни российская сторона тогда еще не знали, что это — последняя их договоренность, потому что русскому царизму осталось исторического времени чуть более полугода.

И уже через год после петроградских переговоров, летом 1917 года, Япония начала накапливать войска в Северной Корее и Северной Маньчжурии и сосредотачивать военные припасы в стратегических пограничных пунктах с Россией. Уже вовсю пользуясь китайской смутой, японцы намеревались теперь погреть руки на смуте всероссийской.

(Замечу в скобках, что это ей во многом и удалось.)

Итак, кому война — мачеха, а кому — мать родная...

Для Страны восходящего солнца Первая мировая война стала и кормилицей, и «доброй богатой теткой», и «дойной коровой»... И мы уже знаем, как росли капиталы Японии и ее влияние в Азии во время этой войны. А вот как к 1917 году выросли цены на рис, текстильные изделия, уголь?

Что же, отвечаю — на сорок процентов.

Заработная плата выросла при этом на десять.

В 1918 году по Японским островам прокатилась волна «рисовых бунтов». На двух третях территории страны бунтовало 10 миллионов человек.

Стачечное движение в городах было, впрочем, относительно слабым. Число стачечников в 1916 году составило всего 8 413 человек. В 1917 году оно выросло в несколько раз, но абсолютная цифра не впечатляла — 57 309 человек.

К 1919 году рост был незначительным — 63 137 человек, а в 1920 году выявился даже спад — 36 317 человек.

В 1920 году началась естественная послевоенная реакция. В экономике страны, которая на войне лишь наживалась, наступал кризис. Но стоимость промышленной продукций упала всего на 20 процентов, и хотя в июне 1921 года прошла небывалая до этого забастовка 35 тысяч японских судостроителей, хотя ценные бумаги на бирже упали вдвое и в 1922 году разразилась банковская паника, в целом Япония потрясена не была.

Тут, пожалуй, сказывалось то свойство японцев, о котором японский ученый и правительственный советник Найто Торадзиро сказал, что Япония даже на самый незначительный вызов извне всегда реагировала как единый целостный организм.

Это не было фразой. Поэтому и на внутренние значительные вызовы стабильности Японии даже неимущие японцы (не говоря уже об имущих) реагировали так, что высшую власть это в целом устраивало.

4 марта 1918 года в Токио на должность русского военного агента (которую он так и не занял) приехал барон Будберг. Он должен был сменить хорошо знавшего Японию и Дальний Восток генерал-майора Виктора Александровича Яхонтова.

В тот же день, после разговоров с давним знакомцем Яхонтовым, Будберг записал: «По словам Яхонтова, вмешательство Японии в наши сибирские дела по-видимому неизбежно, но едва ли пойдет дальше Забайкалья; наибольшее затруднение пока представляет резкий протест Америки, несогласной на такое японское выступление».

7 марта в дневнике барона появилась новая запись: «По мнению Яхонтова, японцы очень хитры и еще более жадны; сейчас они полны вожделениями, как бы выгоднее использовать наши несчастья и извлечь из этого наибольшую для своей страны пользу; польза же эта рисуется в легком захвате всего русского Дальнего Востока и наложении своей лапы на крайне нужные для них естественные богатства этого края (горные и рыбные). Пока что Япония сдерживается и косится в сторону Америки, своей непримиримой соперницы во всем, что касается эксплуататорских экспериментов на Азиатском континенте».