Александр Фетисов - Викинги. Между Скандинавией и Русью

Из последующих событий саги становится видно, что разрешить мирными способами все эти накопившиеся противоречия даже при активной посреднической деятельности для представителей обоих родов оказалось невозможным. Дальнейшее развитие конфликта привело к сожжению Ньяля с семьей в его собственном доме и к битве на тинге. [353]Сюжет саги позволил А.Я. Гуревичу в свое время указать на крепость и нерасторжимость внутриродовых уз средневековых исландцев. Он считал, что главной причиной гибели Ньяля было нарушение родственных связей в результате убийства Хёскульда Траинс-сона: тяжба зашла в тупик, так как убийство совершилось внутри рода и нельзя было четко разделить «истцов» и «ответчиков». [354]Однако это определение, справедливо указывающее на возникающий слом родовых традиций, не объясняет его внутренних причин.

Скрытой причиной внутриродовых конфликтов в сагах является борьба за власть. Причем этот побудительный мотив вполне осознается составителем саг, что находит свое отражение в словах персонажей. Так, Флоси в процессе ведения тяжбы говорит: «Я не отступлюсь, пока кто-нибудь из нас не склонится перед другим», [355]т.е. он добивается не только возмещения за убитых родичей, но и доминирования в обществе. Теми же мотивами руководствовался Стюр в «Саге о Хёрде и островитянах»: «Стюру кажется, что он подчинил себе всех, кого оставил в живых». [356]

Борьба за власть как побудительный мотив к распре осознавалась если и не современниками событий, то авторами записанных саг. Едва ли не наиболее четко эта мысль выражена в словах Гуннара из «Саги о Курином Торире»: «Это к лучшему, что вы, хёвдинги, однажды выясните, кто из вас покрепче, ведь вы уже давно точите друг на друга зубы». [357]Опасаясь тяжелых последствий, родичи могли даже нарушить свой долг и отказать в поддержке против более знатного человека, как это произошло в «Саге о Храфнкеле Годи Фрейра» с Торбьерном, который попытался было тягаться с Храфнкелем. [358]

Внешне борьба за власть проходила под прикрытием тяжбы из-за собственности, кровной мести и т.п. Именно поэтому судебные процессы оказывались длительными и сложными, а для возобновления распри достаточно было незначительного, казалось бы, повода — ссоры на бое коней, [359]проезда мимо чужой усадьбы [360]и т.п. Стремление к усилению своего положения в обществе и обостренное понимание собственного достоинства толкали людей на конфликт из-за «достойного», с их точки зрения, места на скамье, [361]сплетен, [362]детских разговоров, [363]мнимой заносчивости, [364]падения удоев на одном из хуторов. [365]Например, Аудгисл, один из персонажей «Саги о людях из Лососьей долины», посчитал оскорблением лишение его звания годи и совершил убийство, открыв тем самым новую распрю. [366]

Завидующий чужой славе и влиянию в обществе мог легко посчитать себя оскорбленным даже по незначительному поводу, пренебрегая при этом родственными узами. Так, в «Саге о Ньяле» Лютингу показалось, что сын Ньяля Хёскульд держит себя слишком вызывающе по отношению к нему, [367]а Мёрд в силу своего плохого характера и из зависти к Хёскульду Траинссону, получившему в обход Мёрда годорд, выступил против своей близкой родни. [368]Плохой характер одного из родичей способствовал развитию конфликтов также в «Саге о Эгиле» [369]и «Саге о Битве на Пустоши». [370]

Даже если мотивировки действий героев могли быть модернизированы создателями саг, о ведущейся борьбе за власть свидетельствуют такие проявления внутриродовой вражды, безусловно относящиеся к X—XI вв., как факты убийств близких родственников: отчима, [371]дяди, [372]племянника, [373]двоюродного брата, [374]побратима [375]или зятя. [376]

Подобное поведение героев саги позволяет предположить, что уже в эпоху Ньяля, т.е. на рубеже X–XI веков, начинается разложение родовых отношений. [377]При сохранении внешних атрибутов общества, построенного на кровнородственных связях, в реальной жизни эти связи начинают терять свое первостепенное значение, отступая перед стремлением достичь влияния в обществе. Внутри страны разгорается борьба за политическую власть, хотя и осуществляемая в формах мести. К такому же выводу, но на материале других саг («Саги о Храфнкеле Годи Фрейра» и «Пряди о Торстейне Битом») в одной из своих недавних работ пришел и А.Я. Гуревич. [378]Политическую окраску внутри- и межродовой вражды в средневековой Исландии отмечают и большинство современных исследователей. [379]

Установление точных родственных связей участников юридического процесса (в том числе с привлечением сведений родословных) занимало одно из важных мест и в самой судебной процедуре средневековой

Исландии и проводилось в самом ее начале, сразу после оглашения обвинения. Достоверность сведений о родственных отношениях обуславливала признание правомочности конечного результата суда. Для обоснования правомочности тех или иных участников юридического процесса требовалось установить наличие или отсутствие их родственных связей с истцом или ответчиком. Об этом в «Саге о Ньяле» говорится: «Тогда они высчитали родство и подкрепили [расчет] клятвой». [380]

Согласно древнеисландским законам, свидетельские показания родственников до третьего колена не принимались во внимание:

«Четырехъюродные родственники должны быть отведены со словами "Я призываю вас в свидетели того, что я отвожу этих людей из числа соседей" на том основании, что они родственники и по закону должны быть отведены». [381]

Эта степень родства считалась еще близкой, поэтому подразумевалось, что связанные ею люди в силу своих отношений будут вести себя предвзято по отношению друг к другу и выгораживать своих родичей подобно тому, как это сделал Гуннар, который отказался характеризовать своего родственника: «...Что это за человек, Гуннар?» Гуннар ответил: «Я не скажу этого, потому что он мой родич...» [382]

К этим же выводам на материале свода исландских законов пришли К. Хаструп, У. Миллер и другие исследователи, занимавшиеся данной проблемой. [383]

«Сага о Ньяле», дублируя сведения судебника, описывает данную ситуацию таким образом:

«Флоси и его люди подошли к месту, где сидели соседи. Флоси сказал им: "Сыновья Сигфуса должны знать, правомочны ли соседи, вызванные сюда". Кетиль из Леса ответил: "Один из этих соседей крестил Мерда Вальгардссона, а другой - его четырехъюродный родственник"... Эйольв назвал своих свидетелей повторно и сказал: "Я призываю вас в свидетели того, что я отвожу этих людей из числа соседей, — и он назвал их имена и имена их отцов, — на том основании, что один из них четырехъюродный родственник Мерда, а другой с ним в духовном родстве и поэтому оба они по закону должны быть отведены"». [384]

Из этого текста видно также, что крестильные связи воспринимались как аналог кровного родства, и они также препятствовали крестным родителям и детям свидетельствовать в пользу друг друга.