Александр Фетисов - Викинги. Между Скандинавией и Русью

При этом в качестве персонажей-помощников можно рассматривать представителей не только реального животного мира. В рассматриваемом произведении подробно рассказывается о встрече рыбаков с водяным, предсказавшим им по их просьбе судьбу. Предсказывали будущее исландцам в «Книге» и финны-оборотни.

Другой водяной, обернувшись серым в яблоках конем (такая масть, по мнению средневековых исландцев, уже сама по себе была признаком его «потустороннего» происхождения), помогал Аудуну пахать до самого заката, по наступлении которого скрылся в озере.

Также в «Книге о заселении страны» описаны случаи договора исландцев с жителями гор, йотунами и троллями, которые показывали дорогу, предупреждали об ураганах или даже помогали в ведении хозяйства. Так, встреченный Торвальдом Гребнем йотун предупредил его об опасности, а тролль показал дорогу Эйнару. Бьерну-Козлу приснился житель гор (bergbui), предложивший свою дружбу. Бьерн согласился, а наутро на его хутор пришел козел. После этого события скот Бьерна начал быстро размножаться, и ему во всем сопутствовала удача. Бьерн разбогател и одновременно получил свое прозвище.

Практически полноправными участниками повествования "Книги" оказываются медведи. Видимо, в силу климатических особенностей чаще всего это были белые медведи, превышающие бурых своими размерами и ведущие себя более агрессивно, что повышало опасность встречи с ними. Однако убитый или пойманный медведь становился богатой добычей.

В источнике неоднократно упоминаются нападения этих зверей на хутора, из-за чего убийство медведя в средневековой Исландии считалось достойным деянием, даже подвигом1, что позволяло человеку не только обогатиться, но и прославиться.

Так, Одд убил белого медведя, «отомстив» ему за убийство отца и брата, и после этого он сам стал злым и буйным, и люди начали считать его оборотнем2. То есть он не только обошелся с медведем по-человечески, но и сумел перенять от него ряд звериных качеств. Иногда под действия медведя даже маскировали человеческие преступления, например, убийство рабами своего хозяина3.

Таким образом, животные (реальные или вымышленные) выступают в «Книге о заселении страны» как вспомогательные действующие лица, способствующие характеристике персонажей, поясняющие дальнейшие события или служащие маркерами для характеристики местности, и их роль оказывается более значимой, чем у представителей животного мира, упоминаемых в сагах.

Летописная «Повесть о битве на реке Липице» всесторонне исследована как с текстологической, так и с исторической точек зрения. Варианты описания битвы отразились почти во всех летописных традициях Руси — краткие известия во владимиро-суздальском летописании, древнейшее развернутое повествование — в новгородском, реконструируются также детали описания битвы, восходящие к достаточно ранним смоленским и ростовским источникам. Можно с большой долей уверенности предполагать, что тексты летописных сообщений опирались на рассказы участников сражения, кроме того, не исключено, что «Повесть» бытовала как отдельное литературно-эпическое произведение (или даже несколько произведений), включенное позже в летописные своды. Нам известны два основных наиболее достоверных варианта повести — изначальный новгородский (НПЛ) и более поздний (условно «общерусский»), читающийся в летописях, восходящих к Новгородско-Софийскому своду первой половины XV в. (HIV, CI, НК и др.), ставшему основой общерусского летописания более позднего периода.

В битве 1216 года противостояли две коалиции — новгородцы во главе с Мстиславом Мстиславовичем в союзе с псковским и смоленским князьями, а также ростовским князем Константином Всеволодовичем против альянса, возглавляемого братьями последнего, Ярославом и Юрием Всеволодовичами. Поводом для масштабной войны был конфликт князя Ярослава Всеволодовича с Новгородом, однако в итоге ставкой битвы на Липице стал владимирский великокняжеский стол.

Несмотря на то что политические обстоятельства и ход битвы полностью рассмотрены исследователями, одна характерная деталь повествования о знаменитой битве осталась недооцененной в историографии. Речь идет о специфическом поведении новгородцев перед боем. В Новгородской первой летописи старшего извода в ответ на оскорбительный отказ от мира со стороны враждебной коалиции новгородцы объявили своему князю Мстиславу:

«...И рекоша новгородци: "къняже, не хочемъ измере-ти на конихъ, нъ яко отчи наши билися на Кулачьскеи пеши". Князь же Мьстиславъ радъ бысть тому; новъ-городци же съседавъше съ конь и порты съметавъше, босии, сапогы съметавъше, поскочиша, а Мьстиславъ поеха за ними на конихъ...». Битва закончилась победой Мстислава и новгородцев.

В более позднем развернутом варианте повести о Ли-пицкой битве, дополненной по смоленским и ростовским источникам, текст выглядит следующим образом:

«Мстислав с Володимеромъ укрепляти новогородци и смолняны, ркуще: "Братье, се восшли есми в землю силну, а позряче на Богъ, станем крепко, не озираимся на-задъ: побегше, не уйти. А забудем, братье, домы, жены и дети, а коли любо умирати, хто хочть пешь, или кто на коне". Новгородци же ркоша: "Мы не хочем измерети на коних, но отцы наши билися на Колакши пеши". Мстислав рад бысть томую, новгородци же ссед с коней, и порты и сапоги с себе сметавшее, боси поскочиша. А смол-няне же молодые полезшее же с конь, тако же поидоша боси, завиваючи ноги». Далее идет описание битвы, в которой отряд Ивора Михайловича, атакующего вместе с новгородцами, отстает от новгородцев, поскольку у Ивора споткнулся (упал?) конь. Пешие же новгородцы, вооруженные «киями», атакуют противника.

Этот текст отличается значительным количеством специфических воинских деталей: упоминание «киев» (палиц? боевых молотов? чеканов?) новгородцев, топоров их противников, топора «с поворозою» (т.е. темляком), с которым Мстислав Мстиславич трижды пробивался через полки противника и обратно. В описании битвы введена яркая литературная формула «аки на ниве класы пожинаху», т.е. сравнение боя с жатвой (ср. аналогичные метафоры описания боя, связанные с земледельческим циклом). Ростовские источники, на основании которых был расширен новгородский рассказ о Липицкой битве, во многом основывались как раз на дружинной устной традиции. Отметим также, что в ряде летописей есть восходящие именно к ростовской литературной традиции известия об Александре Поповиче и других «храбрах», в том числе и связанные с описаниями Липицкой битвы. Эти известия с большой долей вероятности могут считаться книжными конструктами, однако отражающими отголоски вполне аутентичного устного эпоса. Очень вероятно, что летописный текст повести, отраженный в HIV, CI, НК и Тв. сб., оформился под влиянием дружинного эпоса, связанного с именами Мстислава Удатного и Александра Поповича.