Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 2

Но в семидесятые-восьмидесятые годы никаких доступных для рядового человека сведений на этот счет не существовало; могли ходить только шизофренические слухи о том, что «жиды Брежнева подменили» или что «в ЦК одни евреи». Множество таких слухов передаст политический заключенный Михаил Хейфиц, выехавший из СССР на Запад в начале 1980-х. Но и он, слушая истории про то, что «Брежнев воспитывался в еврейской семье», разъясняет другим, не столь грамотным политически заключенным: «Не отрицаю в принципе, что Андропов может быть евреем… …Но …если бы это оказалось правдой, то одновременно это было бы величайшей государственной тайной. Ведь ее раскрытие оборвало бы карьеру нашего вождя Юрия Владимировича. Поэтому каждый, кто ее узнал бы…» [3, с. 79].

Из чего делаю вывод: даже политические зэки, хорошо владевшие еврейской тематикой, понятия не имели о национальности Юрия Владимировича. Их духовному окормлению служили те же нелепые слухи, которыми пробавлялся и весь советский народ.

Выручали семейные знакомства. Еще в 1968 году (мне было тогда 13 лет) старый друг нашей семьи, Владимир Иванович Плетнев, сообщил мне настоящую (и тщательно скрываемую в те времена) национальность Ленина и девичью фамилию его матери.

В 1973 году я кое-что услышал от нашего родственника, дяди Пети, — например, о национальном составе Чрезвычайной Комиссии в Петрограде в 1918–1919 годах.

Любопытнейшие сведения о том, что говаривал мой дед о еврейском масонстве, сообщила мне моя мама.

Но, во-первых, все это — крохи, лишь жалкие крохи.

Во-вторых, все эти случайные сведения нельзя было ни проверить (а без проверки любым данным грош цена), ни систематизировать. Системы нет. Есть некая Великая Тайна, и из этой Великой Тайны вырваны отдельные кусочки, отдельные жалкие клочки. По клочкам нельзя судить о целом.

Книга написана и для того, чтобы разобраться в клубке скрываемых от меня русско-еврейских проблем.

Каждый народ живет не в безвоздушном пространстве, а на какой-то конкретной территории. С городами, долинами и горами этой земли связаны легенды и исторические события этого народа, по ее дорогам двигались его армии и громыхали телеги переселенцев, шли способные юноши поступать в университеты и не очень замечая, куда идут, спотыкались влюбленные пары. История народа проходила именно на этой земле, и сама земля, пропитанная потом и кровью человеческих существ, пронизанная их эмоциями и мыслями, становилась едва ли не частью этого народа.

Но что, если несколько народов живут на одной и той же территории? Русские, поляки, литовцы, евреи, немцы — все они старожилы Восточной Европы, а с XVII–XVIII веков к ним добавляются еще украинцы и белорусы.

Читая про иешивы, съезды раввината или еврейские экономические центры в Кракове, Вильно, Минске или Житомире, читатель волен считать эти города польскими, литовскими, белорусскими или украинскими. Но в том-то и дело, что одновременно эти города являются и еврейскими культурными, национальными и религиозными центрами. Века евреи жили среди нас; их жизнь протекала в том же географическом пространстве, в тех же городах и регионах. Только у них, естественно, с теми же городами могут быть связаны совсем другие воспоминания. «Еврейская Россия» — это реальность не географии, но истории и культуры, как «немецкая Россия» или, допустим, «русская Франция». Так же, как русское кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в Париже или русский город Дальний на берегу Желтого моря в Китае.

Писать книгу о судьбе евреев и о русско-еврейских проблемах имеет смысл только в одном случае: если занять позицию «вне схватки». То есть полностью отрешиться от национальных стереотипов, привычек и оценок. От любых вариантов оценок с позиции «мы» и «они». В процессе писания книги я честно пытался не связывать себя ни с какими религиозными, этническими или политическими силами. И прилагал все усилия, чтобы мое собственное происхождение или мои убеждения не оказывали бы слишком большого воздействия на то, что я пишу.

Может быть, в этой книге я не смог до конца выдержать позиции стороннего наблюдателя, максимально объективного, одинаково относящегося ко всем участникам событий. Некоторые представления я и не пытался преодолеть — например, глубокое убеждение, что убивать людей нехорошо, или что быть расистом — это стыдно. В конце концов, человеку трудно и просто вредно «возвышаться» над представлениями о добре и зле.

Но я очень старался не занимать ничью сторону. Ничью. Автор этой книги писал ее не как русский, не как еврей, негр или индеец Южной Америки. Единственная национальная позиция, которая устраивала меня, — это позиция марсианина, смотрящего в телескоп.

И еще. Запомните получше, господа: я никому и ничего не должен. Запомните это все, кому не понравится моя книга. Все, кто считает, что такая книга должна быть иной. Если я не отразил чьих-то взглядов, не сказал того, что кто-то считает необходимым, — это не досадная случайность, не попытка нападения на кого-то или отпадения от чего-то. В своей книге я НЕ должен показывать гениальный от рождения «библейский народ», существующий со времен динозавров. Я НЕ должен разоблачать хитрых сионистов, погубивших Святую Русь. Я НЕ должен утверждать то-то и то-то, потому что я русский. Я НЕ должен говорить то-то и то-то, потому что я интеллектуал. Я НЕ должен быть чьим-то рупором и НЕ должен выражать чьи-то интересы. Я не… Словом, я ни у кого из вас не занимал, господа. Ни у одной политической группировки, ни у одной партии, ни у одного народа. И я вам ничего не должен, запомните это получше.

До первого и особенно до третьего раздела Польши евреи остаются в Российской империи таким же экзотическим продуктом, как в Московии.

То есть были все те же выкресты из разных стран Европы, служебные дела которых шли очень и очень по-разному. Наиболее многообразна, пожалуй, судьба некого Грюнштейна, который выкрестился еще в Саксонии в лютеранство и стал купцом. Но персы почему-то торговать с ним не стали, отняли у него товар и самого чуть не убили. В чем тут дело — в особенностях характера самого Грюнштейна, восточном коварстве или в интригах конкурентов, я не знаю. Потеряв все свое имущество, Грюнштейн не впал в смертный грех отчаяния, а принял православие и вступил рядовым в гвардейский Преображенский полк.