П Хмелинский - Навстречу смерчу

Не напоминает ли эта театральная победа над фашистской Германией ночной визит сотрудников НКВД в простую советскую квартиру? Стук в дверь... Ошеломленный враг... Победная издевка непрошеных гостей... В жанре прозы первооткрывателем этой темы стал Н. Павленко, чей роман "На востоке" был опубликован в журнале "Знамя" накануне нового, 1937 года. Начиная с января отрывки из этого романа стали печататься во многих изданиях - центральных и местных, взрослых и детских. Публиковались авторитетные положительные рецензии.

В этой "замечательной" книге описывалось, как ранней весной 193... года Япония нападает на СССР. Однако, на Советском Дальнем Востоке сооружено "etwas" - "нечто", как переводила это слово наша печать - об него и разбивается нападение. Впрочем, поначалу японцы наступают, стреляют и вообще явно на что-то рассчитывают. Перелом наступает в главе третьей, которая называется "Москва вступает в войну". Вступление Москвы в войну заключается в том, что на вечере в Большом театре произносит речь Сталин. Это сразу меняет дело: "Заговорил Сталин. Слова его вошли в пограничный бой, мешаясь с огнем и грохотом снарядов, будя еще не проснувшиеся колхозы на севере и заставляя плакать от радости мужества дехкан в оазисах на Аму-Дарье.

Голос Сталина был в самом пекле боя. Радиорупор в разбитой снарядами хате Василия Луза долго еще сражался... Сталин говорил с бойцами в подземных казематах и с летчиками в вышине. Раненые на перевязочных пунктах приходили в сознание под негромкий и душевный голос этот..." {8}.

Все атаки японцев превращаются в продвижение в заранее приготовленные им ловушки.

А вот что происходит в воздухе:

"Бомбардировщики Сано, врасплох захваченные красными крейсерами и окруженные истребителями, выходили в ту ночь к Георгиевке уже не той компактной массой, которая способна родить катастрофу...

Стальные тросы аэростатов воздушного заграждения, подготовленные на высоте 7 и 8 тысяч метров над Георгиевкой, надвое разрезали наткнувшиеся на тросы машины первой волны, и вторая волна, растерянная этой неуловимой, невидимо висящей в воздухе опасностью, произвела свой залп раньше срока.

Третья волна, наиболее плотно атакованная красными истребителями, превратилась в беспорядочную стаю машин-одиночек..." {9}.

Зато красная авиация уничтожает Главный штаб японцев в Токио. В Китае, Корее и Японии вспыхивает восстание. Побеждает Народный фронт. Война кончается. И, наконец, на Советском Дальнем Востоке пленные строят интернациональный город Сэн Катаяма {10}, по ходу дела перевоплощаясь в "строителей новой жизни" и "пропагандистов новой, социалистической эры человечества". Труд заключенных оказывается дорогой в будущее, дорогой к счастью.

Л. Ровинский в "Правде" подчеркивал, что "Павленко не приукрашивает войну, не рисует ее как легкую военную прогулку Красной Армии". Критик сетовал, что в Советском Союзе это лишь первая книга о будущей войне, тогда как Япония завалена такими романами. В адрес советских маститых литераторов следовал полуупрек-полупризыв: не отставать "по валу" от зарубежных бульварных дешевок {11}.

Руководитель Союза писателей В. Ставский на совещании оборонных писателей зимой 1937 года говорил о военно-фантастическом романе Павленко: "Это прекрасная работа... Он берет тему войны на границах нашего Союза и на территории врага, куда мы перенесем эту войну тотчас, как враг нападет на нас, как об этом ярко, красочно записано в новом Полевом Уставе РККА"{12}.

В периодической печати залп небывало воинственных публикаций грянул в ноябре 1938 года, через месяц после Мюнхенского соглашения и оккупации Судетской области Чехословакии гитлеровскими войсками. Серия грозных статей в "Красной звезде" началась с "подвала" Д. Заславского "О крепких нервах и верной политике". Журналист писал: "При равных арифметических данных самолет с пилотом-коммунистом в несколько раз сильнее, чем самолет с пилотом-фашистом... Политика сидит внутри танков, и она действует даже тогда, когда отказывают бензиновые баки... Нервы английского и французского правительств сдали при первом же столкновении с германским фашизмом... Спокойно, твердо, уверенно смотрел на истерику европейской буржуазии советский народ. Наши нервы в полном порядке... Советский народ готов по первому призыву своего правительства взяться за оружие, чтобы укротить политических хулиганов, обезопасить свои границы, создать прочный мир в Европе и в Азии" {13}.

Заключительные слова на двусмысленном политическом языке означали претензию на военное господство в Евразии и готовность утвердить это господство силой в близком будущем. Вообще статья Д. Заславского очень необычна. Наши газеты только в редакционных (а не авторских) материалах позволяли себе давать общую характеристику политики какого-либо иностранного государства или самого Советского Союза, да и то лишь дословно повторяя какие-либо формулировки партии и правительства.

Первое впечатление от статьи Заславского на общем фоне нашей печати странное: автор вдруг вышел из строя советских журналистов, пошел не в ногу, принялся рассуждать не по чину многозначительно и веско. Разгадка такого экстравагантного поведения содержится, по-моему, в мемуарах сотрудника "Правды" Бориса Иза-кова. Из них мы узнаем, что, во-первых, Заславский работал не в "Красной звезде", а в "Правде"; а во-вторых, "ему покровительствовал и лично выручал его из некоторых сложных ситуаций сам Сталин. В прошлом меньшевик, он оставался членом Центрального комитета партии меньшевиков даже некоторое время после Октября. Сталин питал своего рода слабость к способным людям с таким "подмоченным" прошлым, как у Заславского" {14}. Надо полагать, Сталин выручал журналиста-меньшевика не из любовных треугольников, а вышеупомянутая статья в "Красной звезде" провозглашала далеко идущие военно-политические намерения не по воле висящего на волоске гражданина.

Через несколько дней после появления статьи Д. Заславского с вызывающей торжественностью было отмечено 20-летие изгнания немецких захватчиков с Украины в 1918 году. В передовой статье "Красная звезда" писала: "В тот же миг, когда фашисты посмеют нас тронуть, Красная Армия перейдет границы вражеской страны... Наша оборона - это наступление. Красная Армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны... Империалистический зверь будет сокрушен в своем логове, и сокрушен так, что уже больше подняться не сможет" {15}.

В том же номере майор-орденоносец А. Осадчий подтверждал: "Советскую границу врагу перейти не удастся, ибо при первой его агрессивной попытке наша Красная Армия опередит его. Мы перейдем границу врага и вот там, на его же территории, будем его беспощадно громить... Мы не будем ждать его удара, а сами со всей силой нашего могущества первыми нанесем врагу сокрушительный удар на его же территории. Наши танки помчатся по вражеской земле... Наши самолеты зареют над его территорией"{16}.