Евгений Габович - История под знаком вопроса

Зато в выдуманных историками великих империях прошлого ничего противоречивого и неестественного оные не замечают. В той же, хотя бы, древнеиндийской империи Мауриев (явной кальки с империи Великих Моголов, мусульман и, следовательно, «мавров»), объединившей под своей властью якобы почти весь Индийский полуостров. Да в ней не только постулируется сосуществование «под одним скипетром десятка разных народов» и «различных по языку, государственному строю и уровню общественного развития племен и народностей».

Речь идет даже о включении в эту империю многочисленных республиканских государственных образований (см. стр. 98–99 в книге Бонтару — Левина и др. «Индия и античный мир»), мощь объединений которых Мауриям и их предводителю Чандрагупте так и не удалось сломить, и о сохранении ими довольно значительной автономии. Так зачем же «неодолимым в своем сплочении» республиканским объединениям древней Индии было лезть в мифическую империю Мауриев, всем своим духом несовместимую с республиканской идеологией и практикой?!

Каждый хороший историк должен был бы быть критиком истории, ее критическим аналитиком. И многие хорошие историки именно в таком амплуа и проводят свои исследования. Их отличие от работающих в рамках исторической аналитики — если отвлечься от произносимых ими время от времени идеологических заклинаний в верности истории как религиозной системе — сводится практически только к нежеланию заниматься сложными хронологическими вопросами. Устоялась как-то традиционная хронология и пусть себе будет такой, какая есть: лезть в нее может только сумасшедший. Ведь в ней и ноги поломаешь, и без головы останешься. А когда отдельные смельчаки все-таки лезут в эти непролазные дебри, то срабатывает инстинкт «бей чужих», о котором Блез Паскаль хорошо написал в своих «Мыслях»:

«— За что ты меня убиваешь?

— Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь был бы злодеем, совершил бы неправое дело, если бы убил тебя, но ты живешь по ту сторону, значит, дело мое правое, и я совершаю подвиг».

Сами же историки и докопались до того, что еще одна глава истории оказалась полной фальшивок: массовое преследование ведьм в Средние века. Историкам казалось естественным представлять массовое преследование т. н. «ведьм» в эпоху Возрождения и в последующие «просвещенные» века в качестве пережитка средневекового мракобесия, ими же в свое время и выдуманного (не то что не было мракобесия, но оное в свое время столь плавно перешло в таковое эпохи Возрождения, нового времени и затем XX века, что прилагательное «средневековый» выглядит анахронизмом). В статье «Ведьма в деревне и перед судом (народная и ученая традиция в понимании магии)» известный советский историк А. Я. Гуревич пишет:

«Сравнительно недавно было показано, что использованные в свое время Ганзеном и Зольданом (см. [Ганзен1 и 2], [Зольдан]) свидетельства о массовых расправах над ведьмами, якобы имевших место в конце XIII и середине XIV века, не что иное, как фальшивки, сфабрикованные в XV, XVI и в начале XIX века».

Здесь слово «якобы», которым мы вынуждены так часто пользоваться в историко-аналитических разоблачениях, применено Гуревичем в точности в том контексте, в котором оно все время встречается в исторической аналитике!

В результате существования этих фальшивок, фабриковавшихся с завидным постоянством как — никак в течение половины тысячелетия, полностью, как подчеркивает Гуревич, была искажена картина преследования «ведьм». Массовая охота на ведьм, развернувшаяся с конца XVI века, т. е. с конца Ренессанса, была представлена как явление, восходящее к совсем другой исторической эпохе. Это — излюбленный прием историков: отправлять в запредельно дальнее прошлое все те явления недавнего времени, которые или могут опорочить репутацию верхних слоев общества, или не в состоянии оправдать действия оных без искусственного создания тысячелетней или вековой квазитрадиции.

Таким образом, созданные в конце XIX и начале XX теории о том, что преследование ведьм — это пережиток мрачного Средневековья, а Возрождение — это светлая эпоха развития наук и культуры, возникновение и развитие нового прогрессивного духа, оказалось, согласно Гуревичу, несостоятельными. Оценивая в этой связи творчество своих коллег по цеху исторической болтовни, Гуревич использует для них крайне нелестные оценки:

• Принятие желаемого за действительное

• Режут по живому, игнорируя очевидные связи

• Применяют произвольный, механический подход.

Согласно Гуревичу, на период позднего Возрождения, барокко и

даже начало Просвещения приходится подъем демонологии и демономании, трудно согласуемый с традиционными представлениями о двух тысячелетиях существования христианства, о том, что оно с середины первого «христианского» тысячелетия массово распространялось в Европе, а к началу второго такого тысячелетия практически победило на всем континенте за исключением редких очагов языческого упрямства типа острова Рюген на севере Германии.

Среди демонологов мы находим немало гуманистически образованных людей, писателей и философов. Для тех, кто интересуется творчеством Жана Бодена — одного из первых теоретиков историографии — будет особенно интересно узнать, что он не только верил в могущество и злокозненность ведьм, но и с воинствующим радикализмом, достойным лучшего приложения, требовал не только жесточайших наказаний самих ведьм, но и всех тех, кто сомневался в справедливости их преследования. О нем, как об авторе книги, которую Гуревич называет «Демономания», переводчица и редактор книги Бодена «Метод легкого познания истории» на русский М. С. Бобкова пишет в приложении к этой книге:

«он с 1575 по 1580 годы присутствовал более чем на 150 заседаниях судов по обвинению в колдовстве и внимательно изучал материалы судебных разбирательств по этой категории дел, хотя сам он не раз обвинялся в приверженности и распространении еретических учений и в занятиях магией. Этот опыт Боден использовал при написании своего трактата «Демономания колдунов» (1580), который считается самым темным местом, «позорным пятном» в творческом наследии Бодена. Это сочинение пришло на смену печально известному «Молоту ведьм». Отметим, что именно поэтому в сознании многих современных историков имя Бодена ассоциируется с мракобесием Средневековья».

Конец XVI века и Средневековье!? Да ведь это уже конечная фаза Возрождения — эпохи гуманизма! Как мы видим, Бобкова полностью находится в плену неверных представлений о времени, когда началось и набрало силу преследование ведьм, фальшивый характер которых отмечает Гуревич. А что до современных историков, то им хорошо бы перестать применять к прошлому современную мораль и современные и не совсем уже современные представления. В свое время на подобного рода осуждениях строилась советская идеология. Сегодня типологически эквивалентный советскому образ мышления бросает историков в бессмысленные вербальные атаки против историко-хронологического инакомыслия.