Юрий Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

В первые же дни моего сидения в одиночке, я через шпану связался с "волей" (Со своими сообщниками.). "Цидульки" (Записки.), как "pneumatique" ходили туда и обратно. Оказалось, что Иван Иванович, получив от белой разведки секретное поручение, возвратясь к красным, где то в вагоне, покуривая английский табачок, хвастанул своей службой у белых и его арестовали. Допросили и, раза два, вывели на расстрел… Он трухнул и начал сыпать фамилиями. Хватали кого попало и забрали человек 20, но потом, часть совершенно невинных выпустили, и нас осталось 11 человек.

Я понимаю, что на допросах он всю вину валил на меня — {79} я был в это время у белых и для Чека недосягаем, но хуже было, что он посадил остальных, и, как говорят уголовники, "завертел быка" т. е. заварил "дело". Впрочем, Чека на то и Чека, чтобы выдавить какие ей нужно показания и нельзя строго судить человека, спасающего свою жизнь…

Раза два нас водили на допрос в Вологодский особый отдел… Оба раза мы просидели там целый день, но допросили только одного Геруца.

Дело наше было серьезное, но я им очень мало интересовался… И вот почему.

Как то днем я удостоился визита самого Н-ка Особого отдела Вологодской Чека. Меня вызвали в коридор, и я вышел к нему только с чувством любопытства.

— "Вы бежали от нас к белым?"

— "Да, бежал"…

— "И вы знаете что вам угрожаешь"?

— "Знаю"…

И я действительно знал это не хуже его — Я знал что большевики отменили смертную казнь!

Невероятно. Непонятно. Но это было так. Еще сидя в концентрационном лагере, я уже слышал об этом, теперь же, через уголовников я узнал наверное.

В спешном порядке, в ночь перед опубликованием этого декрета, вывозя людей грузовыми автомобилями, они расстреляли в этой же Вологодской тюрьме несколько сот арестованных. Вся тюрьма дрожала… И, с тех пор, людей не стреляют, они не исчезают, их не травят, словом, их не убивают. Это я исследовал тщательно. А для спокойной жизни в тюрьме важно знать убьют тебя или нет. И я знал, что нет.

Вот почему я ходил ручки в кармашки, посвистывал, поплевывал, и рассуждал так:

— "Зажимы" (Прошлые преступления.) велики… Дадут ли 5, 25, или 55 лет… Все равно… Свободы не видать. Здесь не плохо и лучшего желать нечего…

Так думал я, но попал не в лучшие условия, а прямо в "санаторию". Меня перевели в общую камеру, а оттуда в тюремный лазарет на должность истопника…

{80} Сама наша матушка — Вологодская "кича" (Тюрьма.), была тюрьма из тюрем.

Не какая-нибудь захудалая, провинциальная и не теперешняя деликатная, а старая, заслуженная, массивная, видавшая виды и настоящих матерых преступников…

Дверь нужно втроем открывать, решетку, если бежать, год пилить. Одним словом была: — Тюрьма.

Стояла она в версте от города и издалека был виден ее розовый массив с высокой стеной и бойницами для часовых.

В середине был корпус общих камер, через двор женская тюрьма, затем лазарет, соединенный с мастерскими, а за ним одиночки…

Вот в этом то "отеле" я и прожил свои лучшие дни в советских тюрьмах…

Весь день, то есть с утренней до вечерней поверки вся тюрьма, значит все камеры, за исключением одиночек, были открыты. Жизнь здесь, в то время, можно было уподобить жизни маленького провинциального города со своими интересами, сплетнями, встречами, хождениями друг к другу в гости и подчас очень интересными разговорами. Центр встреч — это большой двор, разделяющий мужской корпус от женского. Женщины, как и в маленьких городках, сидят на завалинках, около них вертятся мужчины. Правда разговоры здесь допускались короткие, больше объяснялись мимикой и записочками. "Менты" (Надзиратели.) их быстро прерывали, но тем не менее все это создавало необычную для тюрем обстановку.

Тюремная церковь была переделана в театр, там ставились какие то революционные пьесы. На репетициях неразборчивыми людьми устраивались свидания с женщинами, и начинались, мягко выражаясь, романы и флирты. Словом, тюрьма была не тюрьма, а курорт.

Меня перевели в лазарет. Только толстые решетки на больших окнах светлой лазаретной камеры моего нового помещения напоминали мне, что я все таки в тюрьме. Дверь в коридор была открыта. Вместо обычных нар стояли койки с бельем, и у постелей ночные столики. Помещалось нас в {81} этой комнате 5 человек. Люди, вне подозрений в провокации, — все администрация лазарета: Во главе стоял доктор, тоже из заключенных, затем повар, — бывший балетмейстер, и два истопника — мой знакомый Д-ва и я.

Вся тюрьма голодала. Вопрос питания в тюрьмах, это вопрос первейший. Он ворочает людьми. Заставляет их идти на компромиссы с совестью, сдаваться большевикам и просто делает людей мерзавцами.

Большевики это прекрасно учли и этим орудуют. В России питания в тюрьмах нет. В тюрьмах ясно выраженный голод. Человек на одном тюремном пайке должен протянуть ноги.

Мы и в этом отношении находились в исключительных условиях. Свой повар, следовательно своя рука владыка. Суп с мясом, правда с кониной, каша с маслом и каша с сахаром. Об этом, конечно не могли и мечтать "свободные граждане" — "свободной России".

Если ко всему этому прибавить еще молодую надзирательницу, дежурившую вместо надзирателя у дверей лазарета, то ясно станет, что иногда и в тюрьмах бывает хорошо. А на Советскую "волю" из такого положения можно только выгонять…

Вся эта жизнь покупалась мною за две-три вязанки дров которые я должен был напилить, наколоть и принести их для кухни и лазаретной ванны, которой мог пользоваться и я сам.

Конечно, такие места ценились очень высоко и за них нужно было платить продуктами из города, или они давались по колоссальной протекции. Протекция же у меня была через Д-ва, старого арестанта, уже пустившего корни на должности истопника.

Время шло… Я ждал… Недоумевал… Но наконец, дождался…

— "Бессонов"!..

— К решетке для свидания… Подумал я.

— "В канцелярию." Крикнул надзиратель.

— Нет, не то…

Я пошел за ним уже без особой охоты. Открыл дверь. Настя… и ее неестественный тон…

— "Я только сегодня приехала в Вологду и от Особого отдела получила подарок: Пулю в лоб ввинчу вам я…"

{82} — "Поздно милая, надо было раньше думать… Теперь эта шутки из моды вышли".

Сели. Я был очень рад ее видеть…

Рядом с ней корзина с английскими консервами, сигаретами и шоколадом.

— "Узнаете"? спросила она указывая на нее. "Ведь "там" вы к этому привыкли".

Было неприятно… Наконец заговорили по хорошему. Вижу хочет, чтобы я попросил ее о себе… А я упираюсь, наоборот, рассказываю, как хорошо живется в тюрьме.

— "Ну что ж? Выпьем? Шутила она.

— "Вот только этого мне и не хватает".

— "Ну так скоро будет".

Чем ни жизнь была в моей Вологодской тюрьме… Но водки в ней, мне так и не удалось выпить. Как всегда все перемены в тюрьмах производятся неожиданно для арестантов. Так же произошла и моя…