Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)

Если и не всех, то многих советы командира Н-ского полка в эту ночь все же кое в чем убедили.

На другой же день стали готовиться к побегу за границу два брата Агабабовых - Давид и Артемий. Они захватили триста тысяч рублей денег, выкрали у брата Акопа все драгоценности из сейфа и, запасшись рекомендательными письмами мистера Хоу, ранним утром в старенькой кибитке времен Петра Первого уехали в калмыцкую степь. Возница, которому братья щедро заплатили, вывез их через малоизвестные степные дороги на Ставропольщину, оттуда Агабабовы перебрались на берег Черного моря, а там - и в Париж.

Скрылся на время из Астрахани и мистер Чейс. Савва Ионов поселил его недалеко от города, в занесенной снегом избушке старого бакенщика. Позади избушки был лес, камыш, пролегали дороги во все концы света: на запад через просторы калмыцкой степи, на восток - через казахскую степь...

ГЛАВА ПЯТАЯ

Уходили от белых в проклятую богом и людьми калмыцкую степь - в одиночку, небольшими группами, большими и малыми отрядами, верстовыми колоннами - пешими, на измотанных конях, на верблюдах, на ослах, на линейках, на тачанках и казачьих бричках, в цыганских тарантасах, на татарских арбах с саженными колесами.

На Астрахань! К спасительным берегам Волги!

Вместе с армией уходили мастеровой люд, иногородняя беднота, разноплеменный Северный Кавказ. Отряд матросов Черноморского флота. Балтийский отряд. Полки Таманской дивизии. Шахтерские отряды. Китайский, Латышский, Мадьярский батальоны. Население ближайших городов, станиц, сел, аулов. Десятитысячный обоз семей красноармейцев.

Не лучшие марковские и корниловские офицерские полки, одетые и обутые англичанами и французами, не белые полки терских и кубанских казаков, а голод, холод, повальный сыпной тиф и черная оспа заставили отступить 11-ю армию - раздетую и разутую, без вооружения и боеприпасов, брошенную на произвол судьбы Реввоенсоветом Каспийско-Кавказского фронта, где до середины января еще понятия не имели о трагедии армии. В эти дни отсюда летели в Москву телеграммы: "Во флоте и 11-й армии без перемен".

От Святого Креста до Кизляра на десятки верст в глубь степи растянулись отступающие части, прикрываемые бригадой Кочубея. Святой Крест пылал пожарами. Горели горы хлеба и фуража, так и не попавшие в армию по милости "архиерея" и других преступников из Реввоенсовета фронта. Взрывались тыловые склады. Не было транспорта, чтобы вывезти все это добро, а дорога до Астрахани была дальняя.

Огнем был обложен Кизляр. В темной ночи было светло как днем. Пылали дома и склады. На станции, забитой вагонами с армейским имуществом, стояло непрерывное грохотание. Это артиллеристы подрывали тяжелые орудия и снаряды, большой подвижной состав из пульмановских вагонов, в которых размещались артмастерские и артсклад, а заодно - штабеля турецких снарядов, по калибру непригодных к нашим орудиям.

Варили пищу, грелись у костров. Жгли все, что можно жечь.

Повсюду искали воду. За кружку платили пачки денег. Но воды нигде не было. Передние колонны всю выпили, иссушили колодцы. Тогда принялись за вино. Кизляр - пьяный город. Что ни двор, то винный погреб, у каждого свои виноградники. Брали вино и в дорогу. Запасались продуктами и одеждой.

Прощаясь с Кавказом, многие плакали от обиды, грозили кадету и нерадивым руководителям фронта, скопившим на складах горы всякого добра, и уходили в гибельные пески калмыцкой степи.

Отступающих преследовал конный корпус белых. Разъезды деникинцев налетали на обозы, добивали раненых и тифозных, хватали пленных и увозили их к себе в подвалы контрразведок: в Ачикулак, Архангельское, Воронцово-Александровск, Прасковею, Левокумское. Здесь их допрашивали. Упорствующих раздевали, обливали водой и выставляли на мороз. Вешали по пять, по десять человек вместе. Живыми зарывали в землю. Выкалывали глаза. Топили в колодцах. В лютый мороз запирали в пустых амбарах.

Армия все дальше и дальше уходила в глубь калмыцкой степи.

Бескрайна калмыцкая степь. На много сотен верст простирается она на север и на восток, в барханных песках, поросшая кое-где белой и красной шелюгой, молочаем, полынью-травой да триостницей. Вокруг ни деревца, ни ручейка. Только изредка попадаются солончаковые озера, еще реже колодцы-худуки кочевников с красноватой водой, малопригодной для питья.

Летом степь звенит от зноя и лишь одни коршуны парят в безоблачном небе. Зимой она покрыта снегом и шурган бушует над ней. Попадет в эту пору человек в калмыцкую степь - погибнет от лютых морозов, от голода, задохнется от шургана, волк загрызет.

Через калмыцкую степь проходят две главные дороги. Одна из них старый Крымский Шлях, или Большая Татарско-Крымская дорога. Она тянется от поселка Форпост, расположенного на берегу Волги, как раз напротив Астрахани, и до озера Яшкуль, потом сворачивает на северо-запад, доходит до манычских лиманов и отсюда уже идет вдоль правого берега Маныча до места его впадения в Дон. Этой дорогой в далекую старину совершали набеги на южные княжества России сначала печенеги и хозары, потом половцы, шел Чингисхан во главе своих полчищ. Эта же дорога служила для связи крымских и астраханских ханов. Несколько позже Крымский Шлях был продолжен украинскими чумаками. С днепровских берегов ездили они к Каспию за белорыбицей, индийскими шелками и туркменским каракулем. Чумаками же в калмыцкой степи были проложены десятки скотопрогонных трактов, по которым гнали на Украину баранту и коней, которых скупали у кочевников.

Вторая дорога - Большая Кизлярская - берет свое начало от того же поселка Форпост, идет через сёла Басы и Елабужское, сворачивает на юг и до самого Кизляра тянется вдоль каспийского берега. По этой дороге еще не так давно Астрахань держала связь со всеми крепостями и редутами кавказской оборонительной линии. Потом она потеряла свое былое значение и стала только торговой магистралью, по которой низовье Волги сообщалось с Северным Кавказом.

Когда отступающая армия, блуждая по степи, попала наконец на эти дороги, ведущие в Астрахань, то особой радости не испытала, потому что и по этому пути не было подготовленных этапных пунктов, транспорта, околотков для больных. Положение армии стало еще более угрожающим, когда наступила пора сильных снегопадов, ударили морозы, забушевал шурган.

Всю ночь сквозь леденящий ветер шли матросы-балтийцы отряда Тимофея Ульянцева: герои революционного Кронштадта, герои "Гангута", "Авроры" и других кораблей Балтийского флота.

За балтийцами шли черноморцы. Командира, больного сыпняком, по очереди несли на носилках. Метался он в бреду, норовил вырваться из рук своих товарищей, но его снова укладывали.