Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)

Некоторые, правда, относились к Аристову и с плохо скрываемой неприязнью, и с предубеждением, а порою с худой завистью. Ангелом, конечно, он не был. Недостатков у него хватало. Человек он был издерганный не легкой боевой жизнью, какая выпала на его долю в Астрахани, где он в трудное время утверждал и защищал вместе с другими старыми коммунистами-подпольщиками Советскую власть.

Не менее резкой была речь губернского военного комиссара Чугунова, бывшего форпостинского бондаря. Он тоже говорил о недостатках партийного руководства, о бестолковщине в работе Реввоенсовета фронта. Оратор он был совсем не выдающийся, говорил глуховатым голосом, часто покашливая и делая большие паузы. Но впечатление от его выступления все равно было сильное. К Чугунову тоже относились по-разному. Как и Аристова, любили покритиковать за партизанщину. Но партизанщина была характерной чертой в работе многих астраханских руководителей. Обусловлена она была не их злой волей, а спецификой жизни оторванного от центра волжского города, их самодеятельностью.

Федорова хотя частенько и звонила в колокольчик, но особенно не настаивала на регламенте. Больше она это делала "для порядка". Она была рада, что на этой ответственной и, в сущности, чрезвычайной партконференции, созванной по инициативе Кирова, коммунисты так смело, горячо говорят и так близко принимают к сердцу события в городе. "Главное - убрать из Астрахани "архиерея" и его сторонников, остальное проще и легче", - думала она, переглядываясь с Кировым, и видела, что он тоже доволен выступлениями коммунистов.

О многом думала Федорова, сидя рядом с Кировым за столом президиума, зябко кутаясь в шаль. Лицо у нее было бледное и строгое, глаза - усталые и воспаленные от бессонницы.

Перед Кировым лежал раскрытый блокнот и несколько остро отточенных карандашей. "Любит порядок", - подумала Федорова, глядя на карандаши. В накинутом на плечи пальто, низко склонившись над столом и широко расставив локти, Киров делал короткие, размашистые записи в блокноте, на отдельных вырванных листках записывал такие же короткие тезисы своего выступления.

Иногда Федорова отрывалась от своих мыслей и смотрела в зал. Все сидели в пальто и шапках: в зале было холодно, не топлено. Сквозь облако табачного дыма она различала лица делегатов; всматривалась в них, стараясь угадать настроение и мысли каждого. У одних лица были радостные и счастливые - они, видимо, во всем были согласны с ораторами; у других настороженные, эти еще не понимали всего происходящего на конференции; третьи смотрели враждебно, исподлобья, озираясь по сторонам, - это те, кого критиковали или кто ждал критики.

Федорова думала о том, что это первая настоящая партийная конференция в истории астраханской организации. Такие речи не часто слышали стены этого зала. Не она ли сегодня задала тон конференции своим докладом? Видимо, да, это сыграло свою роль. Но была и другая, более важная причина: присутствие на конференции членов "кавказской экспедиции", серьезность момента, чувство ответственности коммунистов за судьбу города и края. Да, такой конференции до этого не было и не могло быть. Организация была молодая, еще слабая.

Много недостатков было в работе губкома, это она знала и ждала критики. Из шести членов губкома только она являлась освобожденным работником, остальные были заняты на ответственных постах в губисполкоме и в различных комиссариатах, в губкоме появлялись редко, и то по вызову. В губкоме, в сущности, был только председатель - она, Федорова, если не считать секретаря-машинистки и курьера-уборщицы тети Сани, старухи шестидесяти лет.

Одной Федоровой было трудно вникнуть во все вопросы партийной жизни губернской организации. Губерния была огромная, равная по своей территории Франции! Конечно, губкому большую помощь могли бы оказать Реввоенсовет и политотдел фронта, но они работали изолированно, без разрешения и советов с нею перебрасывали с работы на работу коммунистов, мобилизовывали и отправляли их на фронт или за пределы губернии.

"Да, главное зло - они, остальное проще и легче", - думала Федорова, в который раз возвращаясь к этой мысли, и все глядела налево от себя, где за столом президиума сидел наглый, улыбающийся Шляпников.

"Мы должны изгнать из Астрахани эту компанию", - сказал ей вчера Киров, и Федорова жила этой надеждой, всю ночь не спала, пробовала читать, курить, штопать носочки сыну - и ничего не могла делать: так было сильно волнение в ожидании конференции.

Слушая выступавших в прениях, она радовалась. Ораторы высказывались по существу, толково и бурно. Чувствовалось, что все с нетерпением ждали выступления членов "кавказской экспедиции".

Некоторые делегаты уже слышали о Кирове, некоторые знали его еще по прошлогоднему кратковременному пребыванию в Астрахани, когда Киров с эшелоном оружия пробирался из Царицына на Северный Кавказ, на помощь нашим армиям.

Федорова знала Кирова всего десять дней. Он пришел в губком партии в день приезда в Астрахань, прямо с вокзала, после разгрузки эшелона "кавказской экспедиции". У Кирова, помнится Федоровой, даже руки были в машинном масле, и тетя Саня принесла горячей воды. Помывшись, он приступил к деловой беседе. Его интересовала обстановка в городе, соотношение сил. Особенно внимательно Киров вникал в работу губкома. Его волновало положение в Реввоенсовете фронта, интересовала работа советских учреждений, судоремонтных мастерских, областного рыбного управления, газеты "Коммунист" и даже... пекарен. (Сколько выдают хлеба на день? Какой выпекают хлеб? Когда открываются пекарни? Успевают ли рабочие еще до работы получать хлеб?) Лишь в конце беседы, затянувшейся до позднего вечера, Киров спросил о погоде. (Другие обычно начинали с погоды.) Да и погода - морозы и снегопады - заинтересовала его неспроста. Удастся ли на машинах проехать калмыцкую степь? Не застрянет ли экспедиция в пути?..

Выйдя на трибуну, Киров сказал, что он не собирается делать второго доклада или содоклада, а хочет, как и другие делегаты, высказать свои замечания о положении в Астрахани.

Киров рассказал о пермской катастрофе, о сдаче Перми белым и предупредил общегородскую конференцию, что такая же катастрофа может произойти и в Астрахани, если каждый коммунист и вся Астраханская партийная организация в целом не сделают нужных выводов и не изменят существующую практику руководства партийной, военной и хозяйственной жизнью города и края.

Слабостью партийного руководства Киров объяснял бездеятельность советских и хозяйственных учреждений города, факты бюрократизма, казнокрадства, морального разложения, засоренность учреждений меньшевиками, эсерами, "левыми" коммунистами, белогвардейцами, бывшими рыбопромышленниками и торговцами.