Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)

- Ну а все же, чем закончилась буза на корабле? - спросил Никодимов.

- Кончилось все благополучно, Петр Никифорович. Киров объяснил команде, какой урон понес бы флот, если бы крейсер выступил в бой раньше времени против сильного врага. Потопили бы его береговые батареи - и амба!.. А делу революции команда причинила бы большой вред. Ведь примеру крейсера могли последовать и другие корабли... Присмирела братва... Поняли... Фертика тут же вытащили в круг, устроили допрос. Оказалось, что он совсем и не матрос, его заслали к нам в Астрахань англичане из Петровска.

После обеда Василий снова укрылся с головой простыней и повернулся к стене. Он готов был плакать от обиды. В какие жаркие дни ему приходится лежать на больничной койке! Мысли, одна тревожней другой, не давали покоя: "Как идут бои в степи? Что с Оленичевом? Для чего вызван с фронта отряд Аристова? Какие события ожидаются в городе?" Он гадал, строил различные предположения, но ни одно из них не разрешало его сомнений.

Заходили больные и раненые из соседних палат. Они рассказывали о том, что происходит на улицах, как радуются падению Царицына и бомбежке разодетые мамзели и буржуи. Василий слушал и до боли сжимал кулаки: выкатить бы на перекресток батарею да дать картечью по всей белой сволочи!

Пришел отец. Василия удивило, что старик был с винтовкой и держался как-то загадочно в разговоре. Но Василий все-таки узнал у него про сегодняшний митинг на Эллинге по случаю постройки бронепоездов, про речь Кирова, про разборку какого-то старого корабля на броню. Одного не мог понять: зачем отцу дали винтовку. На этот вопрос отец только хитро подмигивал и посмеивался себе в бороду...

Когда он ушел, на душе у Василия стало еще тоскливее.

Вдруг он услышал песню своего отряда. Он отбросил простыню в сторону и вскочил с кровати. Ступил больной ногой на пол, вскрикнул от боли. Схватил костыли и в два прыжка очутился у окна. По улице, растянувшись на целую версту, шли бойцы отряда, его боевые товарищи. Шли запыленные, усталые, но с песней.

- Нефедов! - крикнул Василий. - Нефедов!..

Но никто его не услышал. Грозная песня гремела на улице:

На то мы красные орлы,

Солдаты-коммунары,

В штыки идем мы на врага,

Бойцы идут за нами...

Давно прошел отряд, а Василий все стоял у окна и смотрел на опустевшую улицу. Стало уже совсем темно, а он все стоял и стоял.

К нему подошел Корней Ильин.

- Тяжело тебе? И нам не легче. Ничего, не падай духом. Вот, к примеру, взять Петра Никифоровича, вожака нашего. Какой силы был человек! Какой разведчик! К белякам за "языком" ходил, не как другие, с винтовкой и гранатой, а с палкой и арканом. Подкрадется, оглушит, свяжет по рукам и ногам и тащит к себе в роту... А теперь часик походит, а два отдыхает на койке.

Но Василий ему не ответил. Он все смотрел в темную ночь. У него была своя дума.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

С утра в госпитале было шумно и людно. Раненые толпами ходили из палаты в палату, и всюду только и были слышны разговоры о ночных событиях в городе.

Подробности об этих событиях и другие новости Василий узнал от отца и Серафимы, которые зашли его навестить. Панкрат рассказывал, что ночью во время обыска в квартирах буржуев нашли много оружия и патронов. Арестована большая группа заговорщиков. Старик сообщил и более значительную новость: получена телеграмма Ленина Реввоенсовету: "Астрахань защищать до конца!"

Василия удивило, что отец и Серафима были в курсе последних событий.

- Откуда вы всё это знаете?

- Об этом - потом, потом! - Панкрат встал. - Одевайся, пойдем в город. Ходить можешь?

- На костылях вроде бы и могу. Но выпустят из ворот?..

- Выпустят! Пообедаем дома, а там махнем в театр. Киров будет выступать на митинге...

За обедом Панкрат сказал:

- Раз с Астраханью все стало ясно, хочу тебя предупредить, Вася... Только, чур, уговор: никому ни слова, даже матери!..

Василий положил больную ногу на табурет и приготовился слушать отца.

Панкрат долго потирал бородку и переглядывался с Серафимой, страдальчески морщил лоб, произносил какие-то бессвязные слова.

- Тут дело, значит, такое... Сам понимаешь - каждый должен приносить пользу общему делу. Ведь правда, сынок?

- Правда, отец. - Василий мучительно думал: о чем все-таки хотят сказать ему?

- Вот ты... любишь военное дело... лезешь в самое пекло. - Панкрат с трудом подбирал слова.

- Одним словом, Василий, - нетерпеливо вмешалась в разговор Серафима, - мы собираемся на Кубань!

Панкрат облегченно вздохнул:

- Вот это я и собирался тебе сказать, сынок!

Василий рассмеялся, погрозил ему пальцем:

- Ты со мной не хитри, отец. Говори - зачем вам сейчас ехать на Кубань?

- Я пойду по своей части, Вася, на железную дорогу. Буду работать в мастерских, как и в Грозном...

- Зачем? - спросил Василий, хотя уже все понял.

- Пустить под откос поезд с деникинцами... как ты думаешь, дело или не дело?

- Дело...

- Вывести из строя несколько паровозов...

- Тоже дело! - Василий с изумлением посмотрел на отца. - А что там будет делать Серафима?

Но Серафима отказалась отвечать на его вопросы.

- Ну хорошо, - примирился Василий. - Тогда хоть скажите, когда вы тронетесь в дорогу?

- Как только наши возьмут Оленичево и Лагань... Повезем камышанам оружие, оттуда махнем на Кубань... Ну, сынок, не скоро мы теперь увидимся. Давай-ка по этому поводу выпьем по чарочке и пожелаем друг другу благополучия и доброго здоровья! - И Панкрат поднял стакан с кизлярским чихирем.

...Когда они после обеда вышли на улицу, то не узнали ее: кругом полно народу. По направлению к Зимнему театру шла чуть ли не вся трудовая Астрахань.

- Проберемся ли в театр? - усомнился Василий.

- Проберемся, - сказал Панкрат. - Театр сегодня охраняют ваши коммунары. Кстати, слышал - вашего Аристова назначают к Боронину командовать кавбригадой?

- Так ведь он же казак!.. Есаул!.. Три года командовал эскадроном на германском фронте! - с ликующей радостью ответил Василий.

- Товарищи! Наше сегодняшнее объединенное заседание открывается в тяжелой обстановке, - этим нерадостным вступлением начал свою речь Киров в затихшем многолюдном Зимнем театре. - Наша Астрахань объявлена на военно-осадном положении. По городу гуляет провокация обнаглевшей в своей бессильной ярости белой своры. Но вы знаете, товарищи, что Советская власть ничего не скрывает и не намерена скрывать от вас самой горькой правды.

У нас в руках есть анонимное письмо какого-то белогвардейца. В этом письме автор выражает уверенность, что в скором времени в Астрахань ворвутся белогвардейские отряды генерала Деникина и тогда вы, мол, господа комиссары, все будете болтаться на столбах. И этот обнаглевший подлец смакует это удовольствие - видеть нас с вами повешенными.