Вячеслав Оргиш - Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства

Как естественное развитие Киевской Руси, связанное с политическими следствиями колонизации Верхнего Поволжья, с наметившимся еще в XII в. при внуке Мономаха Андрее Боголюбском и со временем приведшим к утверждению государственного центра в Москве процессом превращения патриархальной власти в государственную трактовал историю Северо-Восточной Руси В. О. Ключевский [36].

Односторонность отношения к древнерусской истории была характерна для многих историков XIX – начала XX в. Значение Киевского периода зачастую принижалось. Утверждалось, что история домосковского периода не имела достаточного единства, чтобы можно было говорить о влиянии Киевской Руси на последующую культуру восточных славян. Все древние области жили самостоятельной жизнью. Все, что происходило в жизни восточных славян до образования Московского государства, имело смысл некой прелюдии к событиям, развернувшимся позднее на северо-востоке. Культурные завоевания Киевского периода в такого рода системах русской истории почти ничего не значили, поскольку северо-восток-де все начал заново [60].

Отрицание преемственности в историческом развитии возбуждало вопрос о том, кто же все-таки является наследником древнерусской истории и культуры. В конце XIX в. этот вопрос достиг особой остроты. М. С. Грушевский, отказываясь видеть в Северо-Восточной Руси продолжение Киевского периода, считал, что последний претворился в Галжою-Волынский (XIII в.) и Литовско-Польский (XIV-XVI вв.) периоды [21]. В сходном направлении рассматривали вопрос М. К. Любавский [53] и другие авторы, стремившиеся установить прямую генетическую зависимость между Литовско-Русским государством и традициями Киевской Руси.

Очевидно, что в трактовке древнерусского периода историческая мысль обнаруживает дуализм. Трудность заключается в том, какой путь интерпретации выбрать: следует ли придерживаться единой схемы исторического развития восточного славянства, или надо строить локальные и независимые истории русских, украинцев, белорусов, считая их совершенно разными народами?

Если руководствоваться антропологическими признаками, то определить твердо и без колебаний, что вот этот народ – русский, а этот – украинский или белорусский, вряд ли возможно. За многие века исторического существования произошли многочисленные наслоения. Три народа взаимодействовали не только между собой, но со многими другими народностями, что вело к их смешению взаимной ассимиляции. В результате теперь невозможно установить четкий антропологический тип русского, украинца, белоруса.

Точкой опоры здесь мог бы служить язык, играющий существенную роль в выявлении собственно народного элемента. Но и тут много неясного. Есть европейские народы, которые, обладая бесспорной качественной определенностью и самобытностью в экономической, социально-политической, культурно-исторической сферах, говорят на языках, являющихся лишь очень близкими наречиями одного и того же языка.

Народ – термин, фиксирующий определенную социально-экономическую, политическую и культурную реальность, отражающуюся в характере жизнедеятельности, в личностных свойствах представителей исторически существующих различных этносов, в принятых ими системах ценностей. Какова разница между этим термином и понятием народности? Последняя может быть определена как форма общности людей, формирование которой относится к периоду консолидации племенных союзов и предшествует народу как более высокой ступени исторической общности человеческих индивидов. Народ суть народность, сумевшая перейти к государственной форме устройства своей жизни. Но интерес к общей политической жизни не может возникнуть раньше, чем у населения страны появится определенная степень общего самосознания, которое обнаружит стремление к единому политическому укладу. Следовательно, народность, претендующая быть народом и соответственно иметь свою государственность, должна еще проникнуться общим самосознанием, т. е. тем или иным коллективным отношением к своему историческому бытию. Поэтому к характеристике народа надо прибавить наличие у него самосознания. Дальнейший анализ выявляет еще один важный признак. Народ, живущий своей государственной жизнью, сосредоточен в границах какой-то территории, территория же сопряжена с географическими, природно-климатическими условиями и т. д.

Взгляд на древнее прошлое русского, украинского и белорусского народов сквозь призму сказанного явственно показывает, что вопрос об истории этого прошлого не однозначен. Во всяком случае история до XII в. не может быть монополией одного народа, так же как она не дает безусловных оснований для абсолютного исторического размежевания социального и культурного бытия русских, украинцев, белорусов. Киевская Русь была древней государственной организацией всего восточного славянства, название которому – древнерусский народ. Академик Д. С. Лихачев подчеркивает, что выдающейся особенностью всего древнерусского искусства, литературы было именно сознание национального, политического и культурного единства. В «Повести временных лет», «Поучении» Владимира Мономаха, Киево-Печерском патерике, «Слове о полку Игоревом» и десятках других литературных памятников сознание исторического единства и крайней важности политического и оборонного единения выражено с предельной отчетливостью. Литературных произведений, которые бы проповедовали раздробленность, обособление княжеств, не было вообще. Деятельность, направленная на разъединение Руси, оценивалась отрицательно [48, 46-47].

Киевский период, его культура одинаково принадлежат истории трех ветвей этого народа. И разрывать их изучение можно лишь условно. Абсолютизация истории, например, белорусов в домонгольский период будет извращением исторической правды. Все три ветви существенны для понимания процессов созидания древнерусской культуры, все три ветви черпали из нее основы своей дальнейшей автономной культурной динамики. Их относительное политическое и культурно-историческое расхождение долго не могло преодолеть сознания единства, сформировавшегося в Киевский период. Это подтверждается тем, что еще долго после распада древнерусского государства между его частями имели место довольно интенсивные отношения, торговое, культурное и иное взаимодействие.

Таким образом, Киевская Русь – приступ к общей истории восточного славянства, а не какой-либо одной ее ветви. Эта общая история затем распадается на самостоятельные и параллельные направления [78]. Об этом хорошо сказал академик Б. Д. Греков: «История древнерусского государства – это не история Украины, не история Белоруссии, не история Великороссии. Это история государства, которое дало возможность созреть и вырасти и Украине, и Белоруссии, и Великороссии. В этом положении весь огромный смысл данного периода в жизни нашей страны» [20, 11].