Януш Пшимановский - Студзянки

Генерал попросил соединить его с начальником штаба бригады, взял из рук телефониста трубку:

— Попроси гостей выходить из дому. Времени мало… Уже в пути? Отлично. Связной будет у тебя через десять минут.

От «Ч» минус 40» до «Ч» минус 30»

— По приказу… Гости в пути… — Подполковник Малютин отдал солдату трубку и повернулся к офицеру — представителю советской штурмовой авиадивизии. — Через сколько они могут быть над целью?

— Через двадцать три минуты, — ответил майор, взглянув на часы. — Девять машин.

Радиостанция начальника штаба бригады и авиационная станция наведения находились в непосредственной близости от фронта, на южной опушке сырой ольховой рощи за Целинувом, вместе со штабом мотопехотного батальона, который играл скромную и не слишком завидную роль хозяина. Чтобы подготовить место гостям, нужно было до минимума сократить своп потребности.

— Предупредите, капитан, командира батальона и командиров рот, что скоро начинаем.

— Предупредил, гражданин полковник, — доложил Вонсовский, который, услышав обрывки разговора полковника с генералом, успел отдать необходимые распоряжения по телефону.

— Быстро работаете. Мне говорили, что у вас вся семья военная. — Малютин, находившийся в бригаде пять месяцев, с большим уважением относился к этому тихому, пунктуальному в ведении штабных документов офицеру, который оказался спокойным и расторопным и в боевых условиях.

— Нет, гражданин полковник, семья цивильная. Отец дубил кожи. Просто пришло такое время, и все братья оказались в армии.

— А где они?

— Петр погиб в сентябре. Юзеф утонул — корабль торпедировали немцы, когда он направлялся из Африки в Англию. Ян сейчас участвует в формировании артиллерийской бригады для 2-й армии… — Капитан замолчал, увидев на тропинке мчавшегося сломя голову мотоциклиста.

«Ч» минус 30»

— «Наковальня» готова, готова. Понимаешь, Пеля? Готова. Быстрее.

От «Ч» минус 30» до «Ч» минус 20» Командир 2-й роты 2-го танкового полка получил пакет, вскрыл его. Итак, «Ч» назначен на 11.15. Посмотрев на часы, он приказал своему заряжающему капралу Доманьскому обойти все танки и передать всем радистам, чтобы они любой ценой установили связь с 3-й ротой.

— Иначе наскочим друг на друга с двух сторон и перебьем самих себя. Передай: первый, кто установит связь, будет представлен к награде.

Доманьский повторил приказание. Значит, сейчас каждый вызывает «Березу»: и сержант Павел Миницкий, и капрал Рейхман из Кракова, и капрал Вагнер из Жирардува, и капрал Вурм из Львова. Не вызовет «Березу» капрал Жешутек, потому что ранен; капрал Абакумов. потому что вчера убит, и капрал Брошкевич, потому что позавчера сгорел.

— «Береза», «Береза», я «Кедр», — вызывает Юзек Рейхман. Он в восемь лет остался без отца, после трех классов нанялся посыльным, потом носильщиком, а безработным был целый год до начала войны, до 1 сентября. В этот день закусочные были открыты, он с дружками выпил за погибель немцам, и все вместе запели «Военко, военко»… Это не понравилось полицейскому, и тот замахнулся дубинкой, разгоняя гуляк. Дома Юзека ждала мобилизационная повестка, но на призывном участке ему сказали: «Иди в Тарнув», а там сказали идти в Жешув, и так дальше… дальше…

— «Береза», «Береза», я «Кедр», отвечай, «Береза»…

В Тарнополе уже была Красная Армия, и беженцы отправлялись дальше в глубь страны. Многие стали работать в Советском Союзе в разных местах, кто где, пока генерал Сикорский не подписал соглашения и не началось формирование армии генерала Андерса, у которого были такие офицеры, что в Янги-Юле во время осмотра били по лицу за оторванную пуговицу. Однако тот, кто уже однажды был бит полицией и у кого больше не было охоты еще раз испытывать такое удовольствие, удрал в Ташкент, откуда весной 1943 года добровольцем отправился прямо в Сельцы, где один сержант сказал ему, что там большая нужда в электриках. Юзек сказал, что он электрик, и его сразу же взяли на курсы вместе с Осташевским, который сейчас в экипаже танка 239 3-й роты.

— «Береза», «Береза»… Осташевский, черт побери, отвечай!

— Чего тебе? — услышал он голос в наушниках.

Тут же прибежал хорунжий Савицкий и начал договариваться, что делать, чтобы одни не перестреляли других, когда выскочат с двух сторон на этот фольварк. В это время какая-то сильная радиостанция заработала на той же волне и, заглушая все, стала повторять:

— Сорок четыре, сорок четыре… Внимание! Сорок четыре.

Командир 3-й пехотной роты, получив пакет, узнал, что «Ч» назначен на 11.15. Пакет привез адъютант батальона хорунжий Мариан Василевский.

— Я слышал, что ты удрал из госпиталя, — обратился к хорунжему капитан. — Малярия не треплет?

— Нет. Мне скорее жарко, чем холодно. Останусь с вами. Помогу организовать огонь минометов и противотанковых ружей, когда возьмете Безымянную.

— Это здорово, — обрадовался хорунжий Шабловский — командир 3-го взвода. Они знали друг друга еще но гимназии в Высоком-Мазовецком и вместе начинали воевать.

— Проклятая высота, — выругался капитан Доманьский, прозванный «котом в сапогах», и разлил из фляжки по кружкам точнехонько по два глотка.

— Выпить в принципе можно только после атаки, а до — не помешает разок чокнуться: кто знает, все ли дождутся следующей оказии.

Вышли в окоп, и через бойницу ближайшего «максима» Василевский смотрел на сильно перекопанную, похожую на кротовину высоту, отделенную полем, покрытию черными лишаями сожженной стерни.

— Круто придется взбираться на эту… черт возьми, чтобы названия ей не придумать. На карте на сапог похожа.

— Если получим на ней пинка, то тогда можно будет назвать ее Утиной Гузкой, — предложил сержант.

— Такая атака не годится, — буркнул Доманьский. — Мало времени. Всего десять минут. Трудно будет собрать взводы для броска на кирпичный завод.

— У тебя меньше всех потерь, рота почти целая, — возразил Василевский.

— Так кажется, потому что вчера был спокойный день. — Капитан вытащил из планшетки карточку с записями: — Рота потеряла четырнадцать человек.

— В общем, осталась целая сотня, не считая взвода станковых пулеметов. — Помощник начальника штаба посмотрел список и отдал командиру роты.

— Даже на одного больше.

— Если один лишний, — показывая в улыбке зубы, шутливо предложил плютоновый Гячиньский, — то я могу вернуться. Я — сапожник, подамся в интендантство, буду сапоги тачать…

— А я с плютоновым, как связной, — подхватил шутку солдат Славек Рохманковский, радист.

Смеяться вроде бы было не с чего, но так уж, видно, бывает, что перед атакой сидящих в окопах солдат охватывает нервная дрожь, которую легче скрыть шуткой.

Командир посмотрел на часы и сказал: