Януш Пшимановский - Студзянки

Около часу дня бригада стала немного походить на войско, какое мы знаем по фотографиям в иллюстрированных журналах, хотя порванные мундиры были зашиты только спереди, в наивной надежде, что гости с тыльной стороны строя смотреть не будут. Кроме убитых и раненых недоставало еще нескольких десятков человек, которые куда-то запропастились или, может быть, отсыпались в укромных местах окопов после восьмидневного сражения. Но командиры полков и батальонов все же питали надежду, что гости не станут всех считать.

Плохо было только то, что куда-то пропал танк 110 вместе с командиром 1-й роты. О нем и газеты писали, и Межицан имел неосторожность вспомнить, так что, если спросят о нем, пиши пропало. Командир бригады приказал искать Тюфякова и даже немного затянул обед, устроенный в штабе в Оструве. Не помогло. Ну а так как всему бывает конец, то через несколько минут после 14.00 телефонисты передали условный сигнал «Град», а радиостанции — 99 и будто случайно из зарослей ивняка на берегу Вислы в небо взлетела ракета.

— Едут, гости едут, — эхом отдалось везде, и роты выстроились, застыв по стойке «смирно», хотя команда еще не прозвучала.

В этот же момент полевой дорогой со стороны Выгоды весь окутанный пылью от гусениц до верхушки антенны подъехал танк 110. Перекрывая рев мотора, обезумевшая гармошка наяривала на все сорок восемь басов, а капитан Тюфяков, сидя на крыле, демонстрировал свету свои ноги в дырявых носках и свою кудрявую голову, которую миновали пули. Он радостно улыбался людям и солнцу.

— С позиции я отвел танк вовремя, — начал он объяснять командиру полка,— но меня сначала задержали в ротах, которые мы поддерживали, а потом в шести батальонах, в двух полках, в штабе 47-й дивизии. Как же я мог не попрощаться с боевыми товарищами?

— Виктор, — произнес подполковник Чайников так выразительно, что одного этого слова оказалось достаточно.

— Смирно! Равнение на-право!

Прежде чем гости подошли к правому флангу 1-го танкового полка, танк 110 был замаскирован в кустах, экипаж умыт и побрит (самые большие порезы бритвой Френкель заклеил пластырем). Капитан Виктор Тюфяков стоял в сапогах, одолженных ему командиром полка, и смотрел своими веселыми глазами, из которых один был голубой, а другой — карий.

Вдоль шеренги медленно шли гости — четыре генерала и полковник в сопровождении Межицана и Токарского. Они задерживались через каждые несколько шагов, обменивались несколькими словами, а полный среднего роста генерал с открытым лицом вручал ордена.

Те, кто знал, шепотом объясняли тем, которым в Люблине не пришлось познакомиться:

— Это Михал Роля-Жимерский из партизанского движения, главнокомандующий всем Войском Польским… А этот полковник — тоже из Армии Людовой, под Киверцами к нам приезжал, когда прибыла делегация Крайовой Рады Народовой, — Мариан Спыхальский, начальник штаба.

Молодой красивый полковник с иссиня-черными волосами внимательно смотрел на солдат, показывая в улыбке ослепительно белые зубы.

Остальных все знали давно: высокого Берлинга, Сверчевского с его смуглым, словно вырезанным из дерева лицом, и невысокого худощавого заместителя командующего армией генерала Александра Завадского.

— Даю вам два, одного будет маловато, — сказал Жимерский Чайникову, прикалывая к его мундиру два Креста Храбрых.

Церемония награждения продолжалась довольно долго. Части солдат выдавали только удостоверения, потому что медалей на всех не хватило.

Потом генерал Жимерский коротко рассказал о том, что партизанская Армия Людова и Польские Вооруженные Силы, сформированные в Советском Союзе, объединились в единое народное Войско. Польское, затем поздравил танкистов с большой победой в этом сражении и поблагодарил за отвагу и мужество, которое они проявили при овладении Студзянками.

В заключение он отцепил со своего мундира крест Виртути Милитари и хотел приколоть его к груди Межицана, но генерал взял орден и поднял его в обеих руках кверху. Кто стоял близко, видел, как солнце засияло на серебристом металле.

— Солдаты! — во весь голос крикнул Ян Межицан. — Это не я, это вы заслужили этот крест, солдаты 1-й танковой бригады!

Стратегическая цель Красной Армии в первой половине 1945 года заключалась в окончательном разгроме гитлеровской армии, овладении Берлином и выходе на Эльбу. Опираясь на планы, разработанные и обсужденные с командующими фронтами еще летом 1944 года, Генеральный штаб принял решение развернуть наступление на главном стратегическом направлении, берлинском, выводящем войска от среднего течения Вислы через Познань и Берлин к Эльбе, и на трех вспомогательных — приморском, пражском и венском.

Первый удар в январе было предусмотрено нанести на главном направлении.

Подготовка к нему проводилась скрытно и длительное время. Верховное Главнокомандование, пополнив людьми, оружием и техникой отведенные в тыл армии, возвращало их в подчинение командующих фронтами на Висле: пять армий в октябре, одну в ноябре и четыре в декабре. На 550 километрах между Остроленкой и Краковом, составлявших четвертую часть протяженности Восточного фронта, было сосредоточено 45 процентов пехоты и 70 процентов бронетанковых войск Красной Армии (пять из имевшихся шести танковых армий и десять из девятнадцати отдельных танковых и механизированных корпусов).

Немецкое командование правильно оценило значение берлинского направления, однако оно ошиблось в предвидении очередности нанесения ударов. Гитлеровцы полагали, что противник вначале захочет обеспечить фланги, заняв Восточную Пруссию и вторгнувшись через Моравские ворота в Чехию. Независимо от этого чувствительные удары, нанесенные на севере и юге, вынудили их лишить центральный фронт резервов, и прежде всего танковых соединений.

В середине января из двадцати четырех немецких танковых дивизий, действовавших на восточном фронте, одиннадцать были переброшены на будапештское направление, шесть — в Восточную Пруссию, три отрезаны в Латвии в составе окруженной курляндской группировки и лишь четыре оставались на берлинском направлении: 17-я танковая дивизия — под Пиньчувом, 16-я — южнее Кельце, 19-я нижнесаксонская — под Радомом, 25-я — под Могельницей. Перед 1-м. Белорусским и 1-м Украинским фронтами, готовившимися к наступательной операции, немцы имели около 400 тыс. солдат, 4100 орудий, 1136 танков и самоходных орудий, а также 270 самолетов. Эти силы, естественно, были распределены не равномерно, а сосредоточены главным образом в районе трех представлявших для них опасность плацдармов — сандомирского, пулавского и магнушевского.

Чтобы начать наступление, Советской Армии необходимо было прорвать фронт на относительно узких участках, сосредоточив на них всю мощь артиллерийского огня и тяжесть удара. Из 550 километров фронта для этой цели было выбрано 73, на каждом из которых выставлены 240 орудий и минометов (не считая противотанковой, зенитной и ракетной артиллерии), 90 танков и одна стрелковая дивизия.