Феликс Чуев - Молотов. Полудержавный властелин

Сказал, что языки учил в ссылке.

24.07.1978

— И у Сталина другого не было, кому доверить внешнюю политику.

— Это другое дело, — говорит Молотов. — Я находился за границей не раз и в самых разных обстановках. Обо мне написано не только сторонниками. Но и противниками. За дурака меня не считали.

— Вот вы говорите: резервировать за собой возможность вернуться к этому вопросу. Так ведь дипломаты говорят.

— Я не настоящий дипломат, — утверждает Молотов.

— Из всех советских людей так считаете только вы один. Потому что все советские люди считают вас дипломатом № 1. Да и не только советские — даже Черчилль!

— Он имеет право, а вы не имеете. Я считаю себя политиком, а не дипломатом, прежде всего.

— А какой хороший дипломат — не политик?

— Рассуждение неправильное. Потому что политики бывают выше, чем дипломаты. Ну так поэтому и нельзя называться дипломатом. Неудобно.

— Даллес назвал вас лучшим дипломатом двадцатого века…

— Было дело под Артуром, — отшучивается Молотов.

— Черчилль написал, что Молотов был «тщательно отшлифованным дипломатом…». Вот что он о вас пишет:

«Человек, которого Сталин тогда выдвинул на трибуну советской внешней политики, заслуживает описания, которым в то время не располагали английское и французское правительства. Вячеслав Михайлович Молотов — человек выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный. Он благополучно пережил все страшные случайности и испытания, которым все большевистские вожди подвергались в годы торжества революции. Он жил и процветал в обществе, где постоянно меняющиеся интересы сопровождались постоянной угрозой личной ликвидации. Его черные усы и проницательные глаза, плоское лицо, словесная ловкость, невозмутимость хорошо отражали его достоинство и искусство. Он стоял выше всех среди людей, пригодных быть агентами и орудием политики такой машины, действия которой невозможно было предсказать… Я встречался с ним только на равной ноге, в переговорах, где порой мелькала тень юмора, или на банкетах, где он любезно предлагал многочисленные, формальные и бессодержательные тосты. Я никогда не видал человеческого существа, которое больше бы подходило под современное представление об автомате. И все же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом. Как он относился к людям, стоящим ниже его, сказать не могу. То, как он вел себя по отношению к японскому послу в течение тех лет, когда в результате Тегеранской конференции Сталин обещал атаковать Японию после разгрома германской армии, можно представить себе по записям их бесед. Одно за другим щекотливые, зондирующие и затруднительные свидания проходили с полным хладнокровием, с непроницаемой скрытностью и вежливой официальной корректностью. Завеса не приоткрывалась ни на мгновение. Ни разу не было ни одной ненужной резкой ноты. Его улыбка, дышавшая сибирским холодом, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова делали из него идеального выразителя советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью. Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной…

Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя — всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости, я радуюсь тому, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался, — я предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ».

Это я выписал из «Второй мировой войны» Черчилля.

Он ставит вас рядом с самыми великими дипломатами всех времен!

— Нет, я не считаю себя дипломатом, — говорит Молотов. — Политиком — да. Это тоже марка не меньшая, конечно.

30.07.1970, 07.05.1975, 08.03.1985, 09.05.1985

— Черчилль пишет, что такие дипломаты, как Талейран, Меттерних, если есть загробная жизнь, с удовольствием примут Молотова в свою компанию.

— На том свете. Пока еще живем, — подмигивает Молотов.

16.01.1973

— Зимянин, Зорин, Добрынин — мои выдвиженцы. Гришин приходил ко мне просить любую работу, когда его выгнал Капитонов…

16.07.1978

Добрынин посочувствовал американцу, который переселился в другой квартал из-за того, что рядом стал жить негр:

— Типично русский человек! Даже чересчур русский.

16.07.1978

— А в Чили плохо получилось.

— В Чили при всем том, что временно. У нас тоже 1905 год был поражением, а в 1917-м мы победили. А без 1905 года не победили бы в 1917-м. Вот это надо учесть. Это надо понимать. А то вот — давайте им сейчас! А нет — плохо. Чаепитчики. Все на готовом, на блюдечке поднесли бы — вот это да.

— К сожалению, таких очень много.

— Много, и надолго много.

— И растут они.

— Нет, наряду с ними новое нарождается, это надо видеть.

21.05.1974, 28.07.1976

— Я не знал, — говорю Молотову, — что у нас, оказывается, с Ираном заключен такой интересный договор, по которому в случае интервенции мы можем на его территорию ввести свои войска. Навечно. Поэтому американцы и не сунулись.

— Да, да. Это Ленин. И с Монголией у нас подобный. Мы им однажды воспользовались. Но мы им здорово пошли навстречу — освободили от долгов.

10.04.1979

— Король Афганистана. Он прогрессивного типа был, начал прогрессивные дела. Разрешил существовать банку, грамотность вводил. Против него восстали, и реакционные силы его вышибли. Он потом в Италии кончал свою жизнь — в качестве гражданина просто. Было дело под Артуром… В каком же году он у нас был, Амманул-хан?

07.12.1976

— Вот вам Египет. Так получилось, что в общем-то наша политика, по-моему, полностью оправдалась, несмотря на то, что Садат и его компания — антисоветские люди и опираются на империализм, а в народе уже теперь другое положение. Народ уже против него. Потому что мы себя проявили. Раньше моряки наши приезжали в Александрию на наших кораблях и их не выпускали на берег — такое было отношение. После того как мы построили Асуанскую плотину и электростанцию, конечно, в народе не может быть прежнего отношения к Советскому Союзу. Было одно, но сейчас надо понять, что сейчас несколько другое. Конечно, там тоже не все благополучно, но там уже серьезно. Там уже рабочие хорошие могут быть.

18.02.1977