Александр Арсаньев - Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)

- Мы познакомились с ним у моей двоюродной сестры, - продолжила свой рассказ Ксения Георгиевна, - когда я ездила гостить к ней во Владимир. Да будет вам известно, я только второе лето не покидаю своей деревни, а еще недавно домоседкой меня назвать было бы трудно. Так вот этот самый Петр Петрович (она, разумеется, назвала его настоящее имя), приходится отдаленной родней ее мужу, и заезжал к ним с визитом, будучи по делам во Владимирской губернии. Таким образом мы и были друг другу представлены и разговорились...

Начали вспоминать общих знакомых, и разговор зашел о Саратовской губернии, в том числе, и о моих соседях. Вот тогда он и спросил у меня о Синицыне.

- Как? - вздрогнула я, поскольку совершенно не ожидала услышать этого имени. - Павла Семеновича?

- А что вас так удивило? Он же служил одно время в Петербурге, и, если мне не изменяет память, по тому же ведомству. Так вот... Петр Петрович спросил, жив ли он и, если жив, то как поживает. Я заверила его в отличном здравии Павла и выразила некоторое удивление по поводу его вопроса, ведь Павел тогда был еще так молод...

Ксения Георгиевна ненадолго замолчала и печальная тень прошла у нее по лицу...

- И убивать его тогда еще никто не собирался... - добавила она через некоторое время.

- И что он вам ответил? - напомнила я.

- Он сказал весьма странную фразу, на которую я почти не обратила тогда внимания, а вот теперь... Теперь, после того, как его убили... Он ответил мне, что у Павла Семеновича есть удивительная способность приобретать опасных врагов, - неожиданно твердо закончила она и внимательно посмотрела мне в глаза.

- Так и сказал?

- Слово в слово. А потом добавил, что с такой способностью не живут долго.

Я вздрогнула, услышав последние слова, потому что с учетом недавних событий они прозвучали зловещим пророчеством и едва ли не угрозой. У меня пропало всякое желание долее оставаться в горизонтальном положении, и я приподнялась с подушек.

- То есть вы полагаете, что это каким-то образом проливает след на его...

- Не знаю, - поджала губы старушка, - но когда вы заговорили о потенциальных врагах вашего Александра...

"Ну, конечно же, - подумала я, - скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твои враги. И если я не могла вспомнить врагов Александра, мне давно пора было подумать о врагах его друзей. Тем более, таких близких друзей, каким оставался для него Павел Семенович до последнего дня жизни. И сам пережил его ненадолго..."

- А что еще сказал вам о Павле Петр Петрович? - спросила я, поняв, что Ксения Георгиевна на этом хочет закончить свой рассказ.

- Просил при случае передать привет.

- И все?

- Все, - пожала она плечами. - Более того, он, кажется, и об этих своих словах потом пожалел, так мне, во всяком случае, показалось... И мы перешли на другую тему.

- Интересно, - вставая с дивана, поблагодарила я старушку, - это может оказаться действительно очень важным. Вы не обидитесь, если я покину вас ненадолго?

- Далеко ли собрались? - тревожно спросила меня хозяйка. Ей показалось, что я решила покинуть ее дом.

- Всего лишь к себе в комнату. Мне хочется немного подумать, успокоила я ее, и она вздохнула с облегчением:

- Разумеется, да и мне пора отдохнуть. Встретимся за обедом.

Прежде, чем отправиться к себе, я еще раз поблагодарила Ксению Георгиевну за все, что она для меня делала и наговорила ей кучу комплиментов, чем совершенно смутила и даже вогнала в краску. Но я говорила абсолютно искренне. Если бы не она, мне пришлось бы туго. А благодаря ей я чувствовала себя в эту минуту настолько комфортно и спокойно, насколько можно себе представить, тем более в моем положении беглой арестантки.

Прийдя к себе в комнату, я попыталась еще раз проанализировать результаты своего расследования, но, вопреки ожиданиям, не смогла этого сделать. "Враг твоего друга - твой враг", - повторяла я вновь и вновь, расхаживая по комнате. И на этом меня заклинило. В конце концов у меня разболелась голова, и это стало единственным результатом моих усилий.

И чтобы отвлечься и отдохнуть, я вновь обратилась к той книге, с которой, если читатель помнит, не расставалась все последние дни. Вот и теперь она лежала передо мной на столе, и теплый ветерок из открытого окна слегка шевелил ее страницы, словно предлагая их прочесть.

Повзрослевший граф на ее страницах вовсю развлекался на Римском карнавале, и некоторые страницы описания этих действительно величественных торжеств поднимались у автора до уровня истинной поэзии, хотя история романтических римских разбойников оставила меня равнодушной и едва не заставила отложить книгу до лучших времен. Но следующие строчки, едва достигнув моего сознания, буквально заставили вздрогнуть:

- Послушайте, - сказал граф, и лицо его налилось желчью, как у других оно наливается кровью. - Если бы кто-нибудь заставил умереть в неслыханных пытках, в бесконечных мучениях вашего отца, или мать, или возлюбленную, словом, кого-нибудь из тех близких людей, которые, будучи вырваны из нашего сердца, оставляют в нем вечную пустоту и вечно кровоточащую рану, неужели вы бы считали, что общество дало вам достаточное удовлетворение, потому что нож гильотины прошел между основанием затылочной кости и трапециевидными мышцами убийцы и тот, по чьей вине вы пережили долгие годы душевных мук, в течение нескольких секунд испытал физические страдания?

Эти слишком созвучные моим собственным мысли не смогли оставить меня равнодушной, и вновь вернули утраченный было интерес к повествованию. Я устроилась поудобнее и стала читать дальше.

Разговор зашел о дуэлях, но та мысль, которую высказал по этому поводу граф Монте-Кристо, надолго приковала к себе мое внимание и увела далеко от затронутой в нем темы:

"- Дуэль! - воскликнул граф. - Нечего сказать,славное средство достигнуть цели, когда эта цель - мщение. Человек похитил у вас возлюбленную, обольстил вашу жену, обесчестил вашу дочь; всю вашу жизнь, имевшую право ожидать от Бога той доли счастья, которую он обещал каждому своему созданию, этот человек превратил в страдание, муку и позор! И вы будете чувствовать себя отомщенным, если этому человеку, который вверг ваш мозг в безумие, а сердце в отчаянье, вы проткнете шпагой грудь или всадите пулю в лоб? Полноте! Не говоря уже о том, что он нередко выходит из борьбы победителем, оправданным в глазах света и как бы прощенным Богом. Нет, нет, - продолжал граф, - если мне суждено когда-нибудь мстить, то я буду мстить не так".

Слово "месть" в последнее время слишком часто звучало в моих мыслях и разговорах, и само это действие оказало на всю мою жизнь слишком большое влияние, чтобы я не перечитала этот кусок несколько раз подряд. Автор отвергал все известные способы мести, кроме... Об этом я должна была прочитать в следующем абзаце. И постаралась успокоить дыхание, прежде чем узнать, какая же месть его могла удовлетворить. И лишь тогда, не торопясь, вчитываясь в каждую букву прочитала следующие строки: