Александр Арсаньев - Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)

"Дедушка Павла Синицына в бытность свою адъютантом чуть ли не самого Багратиона однажды должен был привезти ему секретное донесение из штаба, но, к несчастью, оказался на занятой французами территории.

Чтобы важный документ не попал им в руки, он переоделся странствующим монахом. На эту мысль его навела икона, которую подарил ему какой-то старичок, у которого он прятался всего одну ночь. Икона эта была старинная, староверческая, к тому же с секретом. Она раскрывалась наподобие книги, и туда можно было при желании спрятать довольно толстый пакет.

Старичок, оказавшийся патриотом, сам предложил эту икону деду Синицына, и тот под видом монаха с иконой в руках прошел через всю занятую неприятелем территорию и благополучно добрался до своего полка. И всю жизнь почитал эту икону за чудотворную, поскольку она не только помогла сохранить ему жизнь, но и позволила выполнить задание, за которое он был повышен в звании и получил первый орден. А крестик, служивший ключом к потайному замку, всю жизнь носил сам, а перед смертью - передал внуку. На счастье.

За точность деталей не ручаюсь. Может быть, я что-то перепутала. Но слышала я эту историю давно и посчитала ее..."

И так далее. Вот такая история. Честно говоря, мне она кажется не совсем правдоподобной и почти анекдотической. Да и сама тетушка, как видно из дневника, ей не очень доверяла. Но ее собеседникам она таковой не показалась. И они восприняли ее на полном серьезе... Однако, я, кажется, снова увлекся. Поэтому с почтением спешу передать слово уважаемому автору.

- Вы думаете, что Алсуфьева интересовала эта икона, вернее, ее содержимое? - спросила меня Ксения Георгиевна. - Что же такое важное мог прятать в ней Павел?

- Одно знаю наверняка, - ответила я, - то, что там лежит, в одинаковой мере интересовало как Люси, так и Алсуфьева.

- Похоже, это действительно так, - согласился Петр. - Но что им мешало раскурочить эту икону и безо всякого ключа достать ее содержимое? спросил он чуть позже. - Не думаю, что богобоязненность.

- Этого я тоже не знаю, - призналась я. - Так же, как и того, сохранилась ли эта икона до наших дней. О ней Павел нам тогда ничего не сказал. Так что, где она находится теперь - я не знаю. Тем более, что не видела ее никогда в жизни.

- А может быть... - нерешительно начала Ксения Георгиевна.

- О чем вы подумали? - постаралась я ее ободрить,потому что ей в голову в последнее время приходили удивительно интересные мысли, и я уже боялась лишиться хотя бы одной из них.

- Не знаю, - неуверенно продолжила она, может быть, я ошибаюсь, но не завещание ли там было? Во всяком случае, ничего другого мне в голову не приходит, - поспешила откреститься она от своего предположения.

- А что? Пожалуй, в этом есть рациональное зерно, - задумчиво протянул Петр. А разве завещание до сих пор не найдено?

- Насколько я понимаю - нет, - ответила ему я, поскольку до последнего времени это было действительно так. - Но я могу понять, каким образом это могло интересовать Люси. Но Алсуфьева...

Мы некоторое время обсуждали эту проблему, и не могли найти ответа на этот вопрос, пока Петр не высказал совершенно невероятной гипотезы:

- А что, если Синицын завещал все свое состояние вам, Екатерина Алексеевна? - спросил он.

- Мне? - удивилась я. - Но, позвольте, с какой стати?

- А подумайте сами, - остановил он меня. - Кроме Люси и Личарды у него на белом свете никого не было. Но допустим на одно мгновенье, что произошедшая трагедия имела причиной крупную ссору. Между Павлом и его милыми родственничками. И он переписывает завещание на имя... вашего мужа. Они же были лучшими друзьями, если я правильно понимаю?

- Да, но...

- Кстати, - хлопнул он в ладоши, - это было бы весьма любопытно для Алсуфьева. По его логике - это было бы веской причиной для того, чтобы вы желали Павлу смерти. И найди он такое завещание - он бы сильно порадовался. А Люси в этом случае... - он замолчал, пораженный новой идеей, - она же убила своего отца по единственной причине...

- По какой?

- Чтобы уничтожить его завещание, - как нечто само собой разумеющееся, заявил он. - А без оного - все досталось бы ей, как единственной прямой наследнице. Ведь кроме нее, как мы выяснили, у Павла Семеновича никого из родственников не осталось, дедушка Личарда постарался...

Самое удивительное, что весь этот разговор не помешал нам съесть все приготовленное кухаркой Ксении Георгиевны, а уж сколько мы выпили кофе невозможно сосчитать.

А поскольку к моменту последней фразы Петра обед этот подошел к концу - давайте на этом закончим и посвященную ему главу. Во всяком случае, в этом будет определенная логика.

***

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

***

Как бы то ни было, но мы с Петром Анатольевичем решили хотя бы попытаться разыскать эту загадочную икону. И для этого покинули гостеприимный дом Ксении Георгиевны, дав ей клятвенное обещание вновь появиться у нее в ближайшее время при первой же возможности.

Ксения Георгиевна предоставила нам свою карету, и мы отправились на ней в сторону Куницына.

Появляться там открыто нам было довольно рискованно. Можно себе представить, что бы произошло, нарвись мы там на людей Алсуфьева. Поэтому, скорее всего, под впечатлением моего рассказа о дедушке Павла Синицына, Петру Анатольевичу пришла весьма интересная идея - снова переодеться до неузнаваемости. Мне уже была известна его способность к карнавальным метаморфозам, но на этот раз он превзошел сам себя, вырядившись даже не монахом, а монашкой. У Ксении Георгиевны нашлись пара монашеских одеяний, таким образом через час с небольшим мы уже ехали по довольно приличной дороге на карете, хотя и в довольно странном для нас обличье.

- Я так и не понял, откуда у Ксении Георгиевны монашеское платье, разглядывая себя в зеркальце, спросил меня Петр Анатольевич через некоторое время. - Она что - решила остаток жизни провести в монастыре и заранее приготовила себе гардероб?

- Вы разве не слышали, - ответила ему я, - она же объяснила, что собиралась подарить их своим странницам, которые должны были объявиться у нее еще на Пасху. Обычно они приходят к ней ранней весной, но в этом году что-то припозднились. Так что, можно сказать, нам повезло.

И это действительно было так. Монашеское одеяние как будто создано для того чтобы изменить человека до неузнаваемости. Насколько мы могли судить, даже у нашего возницы ни на минуту не возникло сомнений в том, что он везет не странствующих монахинь, а скрывающихся от полиции лиц. Хотя он не только находился с нами лицом к лицу, но даже помогал усаживаться в карету. А если бы ему сказали, что одна из его пассажирок вообще мужчина, думаю - он принял бы эти слова за шутку.

Я и сама верила в это с трудом, сидя рядом с миловидной розовощекой девицей, кокетливо (может быть, даже слишком кокетливо для монашки) разглядывающей в зеркальце свое отражение и болтающей без умолку.