Майкл Вуд - Золото Трои

До Шлимана попытки провести раскопки в Тиринфе не предпринимались, за исключением однодневной акции немца Тирша в 1831 г. Выбор Шлимана был очевиден: местоположения гомеровских Пилоса и Спарты он определить не мог, а здесь находился большой дворец, упоминаемый в гомеровских сказаниях. Шлиман обследовал место будущих работ в 1868 г., и по его мнению, важная роль города в легенде показывала, что здесь находился центр античной жизни, может быть, «древнейший город Греции». Летом 1876 г. он выкопал пробные шахты (нанесшие большой ущерб), а в 1884 г. занялся раскопками всерьез. К несчастью, Шлиман не фиксировал место, глубину и окружение объекта, поэтому сделанные находки потеряли свое значение. Вполне возможно, что его вели только архитектурные соображения: обнаружив «дворцовые» или «храмовые» строения в Трое, он надеялся сравнить их с постройками микенской цитадели, которые, по его мнению, принадлежали к тому же периоду. К счастью, с ним был Дёрпфельд, иначе, вполне вероятно, Шлиман уничтожил бы микенские дворцовые строения наверху, сразу под византийской церковью. Но благодаря Дёрпфельду обширный комплекс зданий, который сейчас могут видеть посетители, был откопан без повреждений. Тиринф показал, благодаря Дёрпфельду, археологическую зрелость Шлимана, а их книга «Тиринф» — во многом плод совместных усилий.

В то время Шлиман и Дёрпфельд еще поддерживали распространенную точку зрения, что основателями и строителями микенских цитаделей были финикийцы. Содиректор раскопок в Олимпии Адлер в послесловии книги Шлимана отрицал это, утверждая, что ими были греки бронзового века. И хотя Шлимана очень привлекала эта идея, ему, видимо, не хотелось публично выступать против академической «финикийской» теории.

Замечательной особенностью Тиринфа было то, что здесь микенская дворцовая архитектура соответствовала описаниям Гомера, и удивительно, что Шлиман удержался от развития этой темы (возможно, его просили быть менее поспешным в своих заключениях). Тиринф дает яркое представление о жизни в бронзовом веке: вы поднимаетесь по пандусу к главному входу, справа от вас огромная башня циклопической кладки, а слева выступающие казематы. Массивные привратные сооружения ведут к главным воротам, которые, должно быть, очень напоминали Львиные ворота в Микенах. Затем вы проходите пропилеи и внешний дворцовый двор, из которого попадаете в великолепный внутренний двор с колоннадой, обращенный к царским палатам, мегарону с крыльцом, передним и тронным залами. В центре тронного зала круглый очаг, его стены отделаны алебастром и инкрустированы бордюром из египетской сини (точно, как пишет Гомер). Все это нужно было высвободить из-под фундаментов и обломков, которые лежали лишь на несколько дюймов ниже остатков византийской церкви. Особенно поразили Шлимана фрагменты фресок, изображающих сцены сражений и охоты, а также изображение юноши, скачущего на быке (тема, уже известная по кольцам-печаткам). Планировка дворца, очаг, баня, египетская синь — все казалось отражением гомеровского изображения героической эпохи. «Я извлек на свет великий дворец легендарных правителей Тиринфа, — писал Шлиман, — а потому с этого дня и до конца времен… будет невозможно издать книгу по древнему искусству, не содержащую моего плана дворца в Тиринфе». Типичная шлимановская гипербола! Но на этот раз он не фантазировал: один ученый критик назвал его книгу «важнейшим вкладом в археологическую науку нашего столетия».

После заслуженного успеха в Тиринфе Шлиман записал в марте 1885 г.:

Я устал и хочу удалиться от раскопок и спокойно провести остаток жизни. Чувствую, что не могу более вести эту огромную работу. Кроме того, где бы до сих пор я ни вонзил лопату в землю, я всегда открывал новые горизонты для археологии. Троя, Микены, Орхомен, Тиринф — все они подарили миру чудеса. Но фортуна — капризная дама, возможно, теперь она повернется ко мне спиной. Возможно, отныне я буду лишь терпеть фиаско! Я обязан поступить, как Россини, который остановился, написав пусть немного, но чудесных опер, которые никогда не будут превзойдены.

Последние 10 лет жизни не принесли Шлиману столь же сенсационных открытий, как 70-е годы. А могло ли не быть открытий? В основном, правда, это вопрос удачи, как это часто бывает в археологии. Но Шлиман доверялся инстинкту, и тот не подводил его.

В конце 1888 г. Шлиман направляется на южный Пелопоннес, где безуспешно ищет в Пилосе дворец одного из участников Троянской войны — царя Нестора. Он уже бывал в этих местах в 1874 г. в поисках «пещеры Нестора» на крутом холме акрополя Корифазиона возле Наваринской бухты. Там, в пещере, впервые на западном побережье он нашел черепки «так называемого микенского типа». Но Шлиман не обнаружил в Пилосе царских могил. Не удалось ему найти и место, где стоял дворец. Лишь строительство дорог, начавшееся в тех местах в год смерти Шлимана, подскажет, где искать. В 1912 и 1926 гг. будут обнаружены гробницы-толосы, а позднее, в 1939 г., и сам дворец.

Идя по стопам гомеровских героев, Шлиман исследовал долину Эвротаса в Спарте, пытаясь отыскать дворец Менелая и Елены и их гробницу. Вновь испытавший разочарование, он заявил, что здесь нет следов бронзового века. Но всего через несколько месяцев их найдет греческий археолог Цунтас (исследовавший Микены вслед за Шлиманом). Отыщут и остатки дворца всего в ста ярдах от гробницы, а находки 70-х гг. позволят установить, что именно здесь, в главном дворце Лаконии, могла жить и Елена, если она действительно существовала.

Растущая армия советчиков предлагала Шлиману все новые места для раскопок. Возможно, самым интересным в свете будущих открытий было предложение английского ученого Боскоена, изучавшего хеттские надписи — область науки, тогда совершенно новая. Он писал Шлиману в 1881 г.: «Мы часто выражали желание, чтобы однажды Вы бросили свой благосклонный взгляд на доэллинские остатки в Малой Азии, особенно на те, что находятся в Богазкее и [Алача]-уюке на реке Галис». Но взор Шлимана был устремлен на Крит. Там он надеялся сделать свое главное открытие.

Многие ученые того времени считали, что Крит может оказаться связующим звеном между Эгейским миром и великими цивилизациями Ближнего Востока. Для Шлимана попытки получить разрешение на раскопки на Крите стали предметом его постоянных усилий в последние 10 лет жизни. «Мои дни сочтены, — писал он еще в 1883 г., — и я страстно желаю исследовать Крит, прежде чем уйду». Его коллега Вирхов соглашался: «Никакое другое место неспособно оказаться пересадочным пунктом на пути между Микенами и Востоком». Поэтому таким волнующим для него самого оказался визит Шлимана в Кносс весной 1886 г. Легенда гласит, что при высадке на берег Шлиман шокировал местных жителей тем, что упал на колени и произнес благодарственную молитву Зевсу Диктейскому!