Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783

В Индии Дюпле, не будучи больше в состоянии атаковать англичан открыто, старался подорвать их влияние вышеописанной уже своей политикой. Ловко вмешивая в распри соседних владетельных раджей и расширяя при этом свое собственное влияние, он к 1751 году достиг быстрыми шагами политического господства в южной части Индии — стране, почти столь же обширной, как и сама Франция. Получив титул набоба, он занял теперь место между туземными владетельными раджами. "Политика, носившая только коммерческий характер, была в его глазах заблуждением; для него не было среднего пути между завоеванием и оставлением страны". В течение того же года дальнейшие уступки туземцев в пользу Франции распространили владычество ее на обширные области к северу и востоку, обнимавшие весь берег Ориссы, и сделали Дюпле правителем трети Индии. Для прославления своих триумфов, а также, может быть, в согласии со своей политикой производить впечатление на умы туземцев, он основал теперь город и воздвиг там колонну для увековечения своих успехов. Но такая деятельность его внушила директорам компаний только беспокойство, и вместо посылки подкреплений, которых он просил у них, они побуждали его к мирному образу действий… Около этого же времени Роберт Клайв, тогда еще только двадцатишестилетний молодой человек, начал проявлять свой гений. Успехи Дюпле и его союзников начали чередоваться с неудачами: англичане, под главным руководством Клайва, стали поддерживать туземных противников Франции. Индийская компания в Париже слишком мало интересовалась политическими планами Дюпле и встревожилась при уменьшении дивидендов; начались переговоры с Лондоном, окончившиеся отозванием Дюпле в Европу; английское правительство, говорили тогда, поставило это отозвание непременным условием сохранения мира. Через два дня после отъезда Дюпле, в 1754 году, его преемник подписал договор с английским губернатором, всецело поправший его политику и поставивший условием, чтобы ни та, ни другая компании не вмешивались во внутреннюю политику Индии и чтобы все владения, приобретенные в течение войны в Карнатике, были возвращены Великому Моголу. To, что Франция уступила по этому договору, составляло, по размерам территории и по населению, целую империю, и французские историки с огорчением заклеймили эту уступку эпитетом позорной… Но как могли удержать французы в своей власти страну, когда английский флот отрезал доступ к ней так горячо желавшихся ими подкреплений?

В Северной Америке за объявлением мира последовало возобновление агитации, которая показывала глубину чувства и тонкость понимания положения дел со стороны колонистов и местных властей обеих сторон. Американцы стремились к своим целям с упорством их расы. "Нет покоя для наших тринадцати колоний, — писал Франклин, — пока французы владеют Канадой". Сопернические притязания на центральную незаселенную страну, которую с достаточной точностью можно назвать долиной Огайо, влекли за собою, в случае успеха англичан, военное отделение Канады от Луизианы, тогда как с другой стороны, занятие Францией области, лежавшей между двумя окраинами их признанных владений, заперло бы английских колонистов между Аллеганскими горами и морем. Такие последствия были очевидны для передовых американцев того времени, хотя все-таки могли зайти еще гораздо дальше, чем мудрейшие из граждан могли предвидеть. Здесь сами собою напрашиваются интересные соображения о том, какое влияние имело бы не только на Америку, но и на весь свет проявление французским правительством достаточного желания, а французским народом — достаточного гения для прочного утверждения их в тех северных и западных странах, на которые они тогда заявляли притязания. Но в то время, как французы на месте видели довольно ясно приближение борьбы и огромное превосходство неприятеля в численности и силах флота, с которым Канаде пришлось бы считаться, их отечественное правительство не понимало ни значения этой колонии, ни факта, что за нее надо сражаться; свойства же и привычки французских колонистов, неискусных в политической деятельности и непривычных к инициативе и к проведению мер для защиты своих собственных интересов, не вознаграждали пренебрежения к ним метрополии. Отеческая, централизующая система французского управления слишком приучила колонистов полагаться на метрополию, и они не умели заботиться сами о себе. Правители Канады в ту эпоху действовали как заботливые и способные военные администраторы, делая, что могли, для борьбы с неудовлетворительным состоянием и слабостью колонии; возможно даже, что их деятельность была более состоятельна и целесообразна, чем деятельность английских правителей; но при беспечности обоих отечественных правительств ничто, в конце концов, не могло возместить способности английских колонистов заботиться о себе самосостоятельно. Странно и забавно читать противоречивые сообщения английских и французских историков о целях и намерениях государственных деятелей противоположных лагерей в те дни, когда послышались первые завывания бури; простая истина, кажется, заключается в том, что одно из тех столкновений, которые мы признаем теперь неустранимыми, было близко, и что оба правительства были бы рады избежать его. Границы могли быть неопределенными, но английские колонисты не были такими.

Французские правители учредили посты там, где могли, на спорной территории, и именно в течение спора об одном из них, в 1754 году, впервые появляется в истории имя Вашингтона. Другие затруднения возникли в Новой Шотландии, и обе метрополии начали тогда пробуждаться. В 1755 году состоялась бедственная экспедиция Брэддока (Braddock) против форта Дюкень (Duqusene) — ныне Питтсбург — где Вашингтон сдался год назад. Позднее в том же году случилось другое столкновение между английскими и французскими колонистами, близ озера Джорджия. Хотя экспедиция Брэддока должна была отправиться первая, французское правительство также не бездействовало. В мае того же года большая эскадра военных кораблей, вооруженных большею частью en tlate [88], отплыла из Бреста в Канаду с трехтысячным отрядом войск и с новым губернатором де Водрейлем (de Vaudreuil). Адмирал Боскауен уже предупредил эту эскадру и ожидал ее близ устьев реки Св. Лаврентия. Открытой войны тогда еще не было, и французы были конечно вправе послать гарнизон в свои собственные колонии; но Боскауену было приказано остановить их. Туман, разделивший французскую эскадру, прикрыл также и ее прохождение; однако два ее корабля были замечены и захвачены английским флотом 8-го июня 1755 года. Как только весть об этом достигла Европы, так французский посланник в Лондоне был отозван; но все-таки за этим еще не последовало объявления войны. В июле сэр Эдуард Хоук был послан в море с приказанием крейсировать между Уэссаном (Ushant) и мысом Финистерре и стараться захватывать всякий французский линейный корабль, какой только он увидит на море; к этому были прибавлены в августе месяце еще дальнейшие инструкции: захватывать при каждом возможном случае французские корабли всякого рода военные, приватиры и коммерческие — и отсылать их в английские порты. До конца года было захвачено триста коммерческих судов, на сумму шесть миллионов долларов, и шесть тысяч французских матросов были в плену в Англии — число, почти достаточное для комплектации десяти военных кораблей. Все это произошло, пока еще сохранялся номинальный мир. Война была объявлена не ранее, как через шесть месяцев после того.