Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

Но как ему нравится - этого теперь-то он и не знал.

После того вечера он не встречал ни Антона, ни Ивана, ни Кружилина. Анфису иногда видел мельком в окне или на улице где-нибудь, здоровался. Его голос заставлял ее вздрагивать, она пугливо озиралась и поспешно убегала.

И все-таки он чувствовал: эти пустота и успокоение временные, скоро все это кончится, и его опять неудержимо потянет к Анфисе. Если он решится навсегда уйти к ней, она примет его - Федор в этом был абсолютно уверен. Но только как оно все получится потом, где они будут жить? Здесь, рядом с бывшим своим домом, - нельзя. Анна и Семен - черт с ними, а перед младшими, перед Димкой и Андрейкой, ему заранее было как-то неудобно. Ведь каждый день почти он будет сталкиваться с ними на улице. И потом - у Анфисы у самой взрослые дети. Колька так-сяк еще, а Верка готовая баба давно, с Семкой свадьба у них вроде ладилась, да расклеилась что-то. Но если снова склеится, выйдет за Семку, а он с Анфисой, ее матерью, жить станет - что же получится? Его сын, выходит, женится на его же дочери?! Смеху не оберешься.

В общем, было о чем подумать Федору, но думать пока не хотелось, да и не было острой необходимости пока, и он жил, уйдя в себя, жил, как посторонний в своем доме. Анна гремела крынками и кастрюлями, Федор глядел на изогнувшуюся перед печкой жену, на бледно-желтые отсветы пламени, игравшие на ее влажном лице, и вдруг отметил, как бывало не раз, спокойно, равнодушно: "Ладная она все-таки..." Поднялся и вышел во двор.

Вышел он так, без цели, постоял на заснеженном дворе, поглядел, как гаснут на западе последние проблески. "У коровы, что ли, почистить?" Он направился было в коровник, щупая на ходу спички в кармане, чтобы засветить в темном хлеву фонарь. Но увидел неожиданно, как недавно осенью, тень в окошке в доме Инютиных, остановился...

Через минуту он, пригибая голову в дверях, входил к Инютиным. Анфиса стояла у печки, прямая, строгая, и глядела на него жестко, угрожающе подняв голову, как змея. Вера, растрепанная, в старом халате, выглянула из своей комнатушки и стала глядеть не на Федора, а на мать. На губах у нее плавала нехорошая усмешка.

- Мне уйти, что ли?

- Выйди на минутку, - сказала мать, не глядя на нее.

Вера, презрительно сжав губы, накинула полушубок, сдернула с гвоздя шаль.

- Только вы поскорей управляйтесь, - сказала она с грязным смыслом, ободрала Федора взглядом, проходя мимо. - А то мороз на улице, да и Колька вот-вот со школы придет.

Федор взял табурет, поставил к стене, у дверей, сел.

- Зачем пришел? - спросила Анфиса. Глаза ее были черные и холодные.

- Не знаю... - Федор действительно не знал, не понимал, как здесь очутился. - Тоскливо мне.

Она так же стояла у печки.

- Вот я все думаю, Анфиса... Уйду я от Анны.

Анфиса не шелохнулась, только натянулась, как почувствовал Федор, еще туже, ожидая его дальнейших слов. В комнате пахло кислым тестом - Анфиса, видимо, заводила квашню на завтра.

Федору захотелось вдруг, чтобы Анфиса упала перед ним на колени, заглянула, как бывало, ему в глаза преданно, по-собачьи, чтобы она начала признаваться ему в любви, а потом уткнула бы ему в грудь мокрое от слез лицо, всхлипнула, как девчонка, вздрагивала плечами, а он, вздохнув неопределенно, погладил бы все-таки ее по голове, по плечам. И чтобы вызвать все это, он сказал:

- Вот только куда уйти-то? Ты не примешь меня, должно.

- Найдешь... Вдов сейчас много по деревне.

Тишина в комнате зазвенела, стала звенеть все звонче, противнее и, казалось, вот-вот лопнет, расколется радужными брызгами, как брошенный с большой высоты на камень стеклянный лист. Но не лопнула, все продолжала звенеть.

- То есть как это - вдов? - усмехнулся он жалко и глуповато. - А... а ты?

- Я не вдова пока. Кирьян пишет: ничего, мол, воюю...

- Хе-хе!.. - Смешок его дважды булькнул в тишине, испугав самого Федора. Это как же... понимать тебя?

- Я, Федор, Кирьяна ждать буду, - отчетливо проговорила Анфиса. - А ты больше не ходи ко мне...

Она замолкла, а слова ее бились под черепом, как тяжелые мохнатые шмели об оконное стекло. Он долго не мог понять их смысла, а когда понял, поднялась откуда-то жаркая волна, ударила в грудь, распирая ее, в голову, затуманив мозг. Он, покачиваясь, поднялся, чувствуя, что в ногах исчезла вся сила.

- Это... это ты чего такое говоришь? - Он вытер со лба шапкой испарину. Разлюбила, что ли? - нашел он наконец нужные слова.

- Я сказала - у меня свой муж есть.

- Так, - хрипло произнес Федор. - Хе-хе, шило-мыло... А также и купорос.

- Уходи, Федор, - попросила Анфиса. - Там Верка мерзнет.

Федор не помнил, как вышел на крыльцо. У дверей стояла Вера, кутаясь в полушубок.

- Скоро же вы! - насмешливо сказала она и хотела скрыться в сенях.

Но ее слова возмутили, обидели Федора. Он схватил девушку за плечи, сильно тряхнул ее.

- А ты... ты?! - закричал он громко и яростно. - Что ты понимаешь?! Что понимаешь?

Наспех накинутая шаленка сползла ей на плечи, она упиралась в грудь Федору руками, запрокидывая голову.

- Вы что? Вы что?!

Ее лицо было близко от его глаз, но в полумраке все черты сливались, однако Федору на миг почудилось, что это не Вера, а сама Анфиса: те же острые плечи, которые он чувствовал сквозь овчину полушубка, тот же волнующий грудной голос, так же блестели в темноте ее зрачки - маленькими острыми точечками. Всего этого Федор испугался, оттолкнул Веру.

- Медведь... Ну и медведь! - крикнула она сердито, натянула шаль, загладила под нее ладонью волосы. - Что мне вас с матерью понимать? Вы мне давно понятные.

- Дура ты.

- Это - пока, а потом вырасту, может. - И, сверкнув в полутьме полоской зубов, шагнула в сенцы и захлопнула дверь.

Из усадьбы Инютиных Федор вышел не спеша, вспоминая, что Анфиса так и простояла столбом у печки, даже не шелохнулась, пока он разговаривал с ней. Он понимал, что Анфиса указала ему от ворот поворот. Несколько минут назад это его оглушило и раздавило обидой, но странно - сейчас обиды никакой не было, осталось только легкое удивление, недоумение какое-то. Ему казалось, что все это - и его приход к Анфисе, и ее слова, - все это было не по правде, а во сне. И Верка, у которой блестели зрачки, а потом сверкнула во тьме полоска зубов, тоже была во сне.

Где-то рядом звякнула уздечка, кажется. Федор поднял голову. У крыльца его дома стояла запряженная в розвальни лошадь. "Интересно, это кто же приехал к нам?"

Войдя в дом, он увидел Ивана. Тот сидел на голбчике. "Ишь ты, на мое место уселся..." - со злорадством отметил Федор.

Иван был в пиджаке, черной рубахе-косоворотке, из которой торчала тощая шея, на коленке у него висела шапка. Анна собирала на стол, из комнаты, где жили дети, раздавались голоса Димки и Семена, а из-за другой двери слышался говор Марьи Фирсовны и ее дочери Ганки.