Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

- Да, видимо... поумнее меня.

- Ты себе цену не набавляй, - донесся рассерженный голос. - Я не сказал "поумнее". Я сказал "не так глуп".

- Значит, высылать?

- А что тебе остается делать? - И опять, чуть-чуть помедлив, прибавил, как бы объясняя, почему Кружилин должен представить хотя бы липовый график: - А то у нас тут и так уже... ходят разговорчики, что ты там растерялся, ничего не можешь обеспечить.

- Что ж, так оно и есть. - Трубка давно нагрелась, жгла ему ухо. - Не могу.

- А кто сейчас, в такой обстановке, может? - Вопрос прозвучал так резко, что Кружилин вздрогнул.

- Ты что говоришь-то?! Ты подумай, что ты мне говоришь!

- Да, я говорю не то, может быть... - смягчился Субботин. - Завтра я тебе этого не скажу. Но сегодня ты же хотел по-человечески... Так вот, по-человечески я тебе скажу: трудности на нас свалились небывалые. Перед тобой, передомной, перед всеми каждый день встают задачи, многие из которых, если смотреть правде в глаза, почти или вовсе невыполнимы в данных условиях и в данные сроки. - И вдруг заговорил еще мягче, с какой-то до предела обнаженной простотой и сердечностью: - Но, дорогой мой Поликарп Матвеевич! Если мы сами себя убедим в своей беспомощности, в растерянности, в неспособности взять верх, что же тогда-то получится? Ты подумай.

- Да... Да, да, - трижды вымолвил Кружилин.

- Держись, Поликарп Матвеевич, - все тем же тоном сказал Субботин. Остановим фашистские банды - всем нам будет полегче... А с твоим заводом, я думаю, скоро все прояснится...

- Что прояснится? Как прояснится? - Кружилин поплотнее припал к трубке.

- Звонил из Москвы Савельев, директор вашего завода... Кажется, завод передают какому-то военному ведомству. Тогда и стройматериалы и люди - все в первую очередь для вас...

- Погоди, погоди... Ведь завод сельхозмашины делал.

- Все, Поликарп, - сухо прервал Субботин. - Об этом - не по телефону. И так говорим о чем не положено... Кстати, а ты знаешь, что директор завода Савельев - ваш, шантарский?

- Как наш? - не понял Кружилин.

- Ну, так. Где-то там, в ваших краях, родился.

- Постой, постой... Это какой же Савельев? У нас тут один Савельев проживает - Федор, комбайнером работает. У него есть два брата. Младший Иван... он тоже сейчас здесь. А старший из братьев... как же его звать? Не то Андрей, не то... Слушай, не Антоном его звать? Не Антон Силантьевич?

- Да, Антон Силантьевич. Очень хороший человек, мы с ним в новониколаевском подполье еще работали.

- Вот так та-ак... - И вдруг неожиданно для себя Кружилин сказал: - С Полиповым ты, кажется, тоже в подполье работал...

- Да, и с ним. Много всем нам пришлось тогда выхлебать... А что у тебя с ним?

- Не он, случайно, информирует обком, что я тут растерялся... ничего не могу? - прямо спросил Кружилин.

- Это... - Субботин кашлянул, - это на каком же основании такие выводы... или предположения делаешь?

- Обижен он, что с секретарства его сняли.

- Ну, ты, брат... слишком поспешные, может быть... и несерьезные умозаключения строишь, - проговорил Субботин и тут же начал прощаться, заканчивая разговор. Однако некоторые паузы в голосе секретаря обкома, поспешный вопрос: "А что у тебя с ним?", эти слова в конце - "может быть" позволили Кружилину понять, что Субботин, кажется, не опровергает его умозаключений.

В ту ночь Кружилин почти не спал, все ворочался, думая о заводе, о Полипове, до мельчайших подробностей припоминая, анализируя весь разговор с Субботиным. А перед утром раздался вдруг резкий телефонный звонок.

- Говорит Савельев... Алло, вы слышите меня? Вы секретарь райкома?

- Наконец-то! Да, я секретарь... Где же вы там запропастились? Я тут ума не приложу, что делать с вашим заводом. Вы откуда звоните?

- Из Москвы.

- Из Москвы... - повторил Кружилин, прислушиваясь, как звучит это слово. Из Москвы... Как она там, Москва?

- Нормально. Темновато только. Вся Москва затемнена, нигде ни огонька.

- Бомбят?

- Читаете, конечно, в газетах, как жарко в небе над Москвой? Но бывает, что и прорываются фашистские самолеты. Извините, Поликарп Матвеевич, что поднял вас... Мы-то еще не спим, в Москве всего полночь. Сейчас только состоялось правительственное решение по нашему заводу.

- Да, я знаю, что должно было состояться... Я говорил сегодня ночью с обкомом.

- Ну тем более. Как все-таки там завод?

- Плохо... Оборудование вывезли со станции, отвели площадку, чистим ее, роем котлованы под здания. Мобилизовали все трудоспособное население, женщин в основном, подростков даже. Из всех предприятий и организаций, кого можно было, перекинули на стройку. Но людей не хватает. У нас была, как и везде, мобилизация.

- Да, это понятно.

- А строить цехи не из чего. Люди живут в палатках еще, селить некуда.

- Понятно, - опять сказал Савельев. - Люди еще будут прибывать.

- Да вы что? Вы что?!

Савельев, будто не расслышал этого возгласа, продолжал:

- Нам передали часть оборудования и рабочих еще с одного завода. Оборонного. Все это где-то в пути. Начальникам эшелонов даны телеграммы, куда следовать. Одновременно решился вопрос со стройматериалами. Через три-четыре дня к вам начнут поступать кирпич, цемент и прочее. Задача главная в том, чтобы не задерживать вагоны, немедленно разгружать. Хохлов там где?.. Савчук?.. Передайте им - пусть часть людей снимают со стройплощадки, снимают сколько надо и разгружают. И конечно, все вывозить. Несколько десятков автомашин тоже прибудут. Но вы там мобилизуйте весь свой транспорт, какой можно. До последней подводы.

- Понятно, - невесело сказал Кружилин.

- А я еще задержусь несколько дней здесь, потом в Новосибирске буду пробивать эти стройматериалы.

- А людей... сколько еще людей прибудет?

- Тысячи полторы еще... Поживут пока в палатках, до ноября. Там придумаем что-нибудь... - И почти без перехода продолжал: - Ну а как там мой брат Федор поживает? Я ведь, знаете, из Шантары родом.

- Знаю. Федор что же... Живет. Сейчас в михайловском колхозе хлеб убирает.

- Да, он комбайнер, кажется... А про другого моего брата что слышно? Про Ивана. Не знаете его?

- Почему же... И Иван здесь, в Михайловке.

- Там?! - быстро переспросил Антон. - Он... он вернулся, значит?

- Да. Как раз двадцать второго июня, в день начала войны.

- Так, так... - протяжно сказал Савельев. - Ну что ж, встретимся, значит. Давненько я их не видел, три десятка лет. Интересно поглядеть, какие у меня братья... Ну, все, Поликарп Матвеевич. До встречи.

Кружилин поглядел на часы - маленькая стрелка только-только переползала цифру "четыре". За окнами стояла темень, небо черное, лишь в одном месте, за селом, где при свете прожекторов всю ночь работали люди, небо было серо-белесым, там стояло жиденькое зарево. Оно стояло там каждую ночь, с вечера до утра, и гасло на рассвете. Скорее не гасло, а, наоборот, разгоралось каждое утро все сильнее и сильнее, разгоняло ночную темноту, все ярче и ярче расцвечивая все небо. Потом вставало солнце.