Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

- Ну, посмотрим, что здесь и как, - проговорил Савельев, оглядывая станцию. - С разгрузкой как?

- Делаем все, что можем.

Из-под состава вынырнул Савчук. Парторг уже недели полторы безвылазно торчал на станции, руководя разгрузкой. Он был в замасленной телогрейке и походил сейчас на шофера или тракториста.

- Наконец-то! - воскликнул он, пожал руку Савельеву и всем остальным. Ну, с чего начинать докладывать?

- Зачем тратить время? Пройдемтесь, товарищи, по станции - сами псе увидим. На это - десять минут... - И повернулся к Кружилину: - А вечерком хотел бы поговорить с тобой. Сейчас, вижу, в дальний путь собрался, - кивнул он на кнут, который Кружилин держал в руке.

- Да, уборка. Надо хоть посмотреть, что на полях делается.

- Понятно.

- Насчет ночлега - в райисполкоме что-то организуют. А потом что-нибудь придумаем с жильем. Вы с семьями?

- Едут где-то пока... Значит, до вечера.

...Подремывая под стук лошадиных копыт, Поликарп Матвеевич думал о Савельеве. Проницательный, сразу увидел, что на поля собрался. И что сразу как-то на "ты" начали говорить, тоже хорошо. Проще...

За коробком вздымался хвост белой, как березовый дым, пыли. Пыль высоко не поднималась, но и не оседала, долго плавала над дорогой, постепенно истаивая, как утренний туман.

По обеим сторонам стояла высокой стеной рожь, клонилась к земле тяжелыми, перезревшими колосьями. Неубранная рожь в сентябре? Этого никогда не бывало. А сейчас стоит, осыпается. Не дай бог ветерок ударит покрепче - всю вымолотит.

Над степью сыто, не спеша кружились два или три коршуна, выбирая, видимо, самых разжиревших перепелов. Солнце разошлось, светило по-летнему добросовестно, щедро.

* * * *

На ток колхоза "Красный колос" Поликарп Матвеевич завернул к концу дня. Длинные тени от хлебных скирд лизали землю. Этих скирд вокруг тока было много, штук двенадцать.

По току в беспорядке сновали брички. На кругу молотили лошадьми пшеницу. Покрикивали, понукая усталых лошадей, люди, стучали веялки. Десятка полтора запряженных подвод стояло чуть в сторонке. Брички были нагружены мешками с зерном.

За длинным столом под навесом сидел председатель колхоза Панкрат Назаров. Выставив костлявые плечи, он склонился над чашкой. На другом конце стола полнощекая женщина кисточкой старательно выводила на куске красного ситца буквы.

- А-а, - вместо приветствия протянул Назаров недружелюбно. - Глафира, подай еще лапшички. Садись поужинай.

Женщина бросила кисточку в стакан с разбавленным мелом, принесла глиняную чашку с лапшой, деревянную, обкусанную ложку и большой кусок хлеба. И снова взялась за кисточку.

- Она у нас и повар, и агитатор, и писарь тут. Все вместе, - сказал Панкрат, Поликарп Матвеевич проголодался за день, начал есть, размышляя, что за те годы, пока он жил в Ойротии, Панкрат Назаров сильно сдал, постарел. Он вроде и не похудел, а как-то высох, почернел и покоробился, как долго лежавшая на солнце сосновая плаха.

Панкрат выхлебал свою чашку, заскреб дно коркой хлеба.

- Ну вот, и мыть не надобно. Эй, Петрован!

Подошел бородатый старичок со спокойно-задумчивыми голубыми глазами, поздоровался. Кружилин помнил этого колхозника. Борода его, широкая, как лопата, давно закуржавела, только глаза были по-молодому ясные и чистые.

- Кончайте, - сказал ему Панкрат. - Запрягай и этих всех. Домолотим цепами. - И повернулся к Кружилину: - Хлебный обоз на элеватор отправляем.

Кружилин и без того понял, что готовится хлебный обоз.

- На ночь-то глядя, - буркнула Глафира. - Кони вон как притомились.

- Цыц, баба! - прикрикнул председатель. - Вся в мать, язви тебя! Василису-то Посконову помнишь? Такая есть у нас пронырливая старуха, все сплетни наперед других узнает.

- Что тебе моя мать далась?

- Во-во, вся в нее. Дочь - она всегда точь-в-точь. Володька!

- Ну, вот он я, - подошел мальчишка в залатанной рубахе, босой, запыленный, с вилами в руках.

- Вилы прислони к скирде - и марш в деревню. А то завтрева на уроках дремать будешь. Петрован, запрягайте, чего там мнетесь? На обратном пути коней в логу покормите. Да не грузите больше пятнадцати пудов на бричку. А завтра с утра всех коней на скирдовку пшеницы пустить.

Все это председатель говорил, не сходя с места. Он сидел теперь только спиной к столу, широко расставив ноги в заскорузлых сапогах.

Глафира кончила писать, взяла тряпку, развернула ее перед председателем и Кружилиным. Мокрыми неровными буквами на тряпке было написано: "Хлеб фронту".

- Ладно, что ли?

- Сойдет. Все одно ночью ничего не видно. Приладьте на головную бричку, сказал Панкрат не глядя.

Глафира ушла.

- Поздновато ты начал хлеб нынче сдавать, Панкрат Григорьевич, - сказал Кружилин. - Первый обоз это, кажется?

Панкрат долго ничего не отвечал, сидел и смотрел, как запрягают лошадей, как грузят новые брички.

- Поспешишь - людей насмешишь.

Председатель был не в духе, он был недоволен, что приехал секретарь райкома.

Просматривая в райкоме сводки хлебосдачи, Кружилин удивлялся, что в графе против колхоза "Красный колос" неизменно стоит прочерк. Полипов несколько раз докладывал: Назаров не сдает хлеб государству. "Злостно, злостно не сдает... А время, надо же понимать, не мирное сейчас..." - бросил он зловеще в последний раз. Кружилин не имел возможности вырваться в колхоз сам, звонил по телефону. Назаров выслушивал Кружилина спокойно, обещал начать хлебосдачу. И не начинал.

Груженые брички, поскрипывая, отъезжали от хлебных буртов, уступая место порожним. Женщины ведрами и плицами проворно насыпали мешки.

Наконец все подводы были нагружены. Петрован Головлев опять подошел к председателю, но тот только махнул рукой:

- С богом.

Старик, не проронив ни слова, повернул назад. И тотчас заскрипели брички, обоз тронулся.

- А не маловато по пятнадцать пудов на бричку? - спросил Кружилин, когда обоз отъехал.

- Кони приставшие. А завтра скирдовать будем.

- Значит, завтра хлеб не повезешь сдавать?

- Почему? К ночи отправим еще один обоз.

- Еще двадцать подвод по пятнадцать пудов. Всего с сегодняшним шестьсот пудов. Это около сотни центнеров. На календаре вторая половина сентября. Не маловато?

- Сколь можем.

- Мудришь ты, Панкрат, вижу...

Сидевший все время неподвижно, Назаров вскочил.

- Слушай! - И взмахнул обеими руками. - Слушай, я сейчас ругаться буду. По-зверски. А тут народ. Потому пойдем-ка отселя... Ты куда сейчас, в Шантару?

- Туда надо подвигаться.

- Вот и поедем. Мне по пути - я на ток второй бригады. По дороге и поругаемся. В степи одинокой.

Но в "степи одинокой" Назаров ругаться не стал. Едва отъехали от тока, он, остывший уже, спокойно сказал:

- Ежели я мудрю, то по вашим же указаниям.