Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Мне бы переодеться, - сказал Валентик. - И прикажите баню истопить опаршивел я. Когда возвращается господин зондерфюрер?

- Откуда же мне знать? - Лахновский помедлил, хмуро оглядел Валентика. Спросите у Леокадии Шиповой, может, Бергер звонил ей из Орла.

- Как же вы ее отдали ему? Я считал, что вы женились на ней.

Последние слова Валентик произнес с явной насмешкой. У Лахновского собрались на переносице морщинки и стали пошевеливаться, как у собаки, которая собиралась зарычать. Но ответил он спокойным, чуть насмешливым голосом:

- Все течет, все изменяется, как говорят философы.

Валентик засунул руку под грязную гимнастерку, почесал кривое плечо.

- Как он, Рудольф, очень ревнивый, если...

Лахновский только усмехнулся.

- Ладно... Не найдется несколько листов чистой бумаги? Как вы понимаете, я не пустой пришел, тут, - он хлопнул себя ладонью по лбу, - имеются кое-какие сведения о новых соединениях противника, прибывших на их Центральный и Воронежский фронты.

- Вон в шкафу валяется с десяток ученических тетрадей.

Валентик подошел к шкафу, открыл дверцу, взял тетрадку. В глубине шкафа стоял небольшой школьный глобус, неизвестно как сохранившийся до сих пор. Валентик взял зачем-то и его, шагнул к окну, где больше было света.

- Вот он где, Воронеж... Помните, Арнольд Михайлович, как вы меня туда привезли, устроили в органы ГПУ? А где Коростень? Нету на этой деревяшке Коростеня... Зато вот Киев. Киев, Украина, благословенная земля. А вот и Москва. Сама Москва, у порога которой мы стояли - только переступить. Только переступить... Сколько было радости и надежды!

Лахновский, поджав высохшие, бесцветные губы, молча наблюдал за Валентиком. Тот вдруг с яростью крутанул глобус, потом с еще большей яростью ударил им об подоконник - с треском разлетелись во все стороны обломки.

- Ах, Алейников, Алейников! - прорычал Валентик, швырнул на пол подставку для глобуса, она с грохотом покатилась вдоль стены. - Ну, погоди, может быть, еще и встретимся!

Лахновский встал из-за своего стола, крепкого, двухтумбового, крышка которого была залита чернилами, не торопясь, захромал к дверям.

- Баню я прикажу истопить, - усмехнулся он от порога, - а обломки... земного шара ты уж подбери...

Когда он часа через четыре вернулся в кабинет, обломки глобуса, разбитого Валентиком, так и валялись по всему полу. На столе лежала забытая промокашка, которой пользовался Валентик, вырванный из тетради смятый листок, пепельница полна окурков, всюду был рассыпан пепел. "Свинья!" - вскипел Лахновский на Валентика, смывающего в ту минуту в бане свою грязь и вонючий пот, хотел уже крикнуть, чтобы прибрали в его кабинете, но помедлил, взял скомканный тетрадный листок, развернул. Он был весь исписан по-немецки, исчеркан. Даже по этому обрывку было видно, что Валентик знал многое - он перечислял не только советские армии и дивизии, прибывшие в последние дни на Центральный и Воронежский фронты, но и командный и политический состав различных соединений и подразделений. Однако в первую очередь Лахновскому в глаза бросились кривые строчки: "...der Zeitungsredakteur bei der Division von Oberst Welichanow ist Major Polipow P.P.". [...редактором газеты при дивизии полковника Велиханова является майор Полипов П.П.] Сжимая в кулаке черновик Валентика, Лахновский так и сел. "Неужели это тот Полипов, незабвенный Петр Петрович, так славно послуживший в свое время блаженной памяти неуклюжей российской охранке, прошляпившей и своего монарха, и всю его империю?! Неужели тот самый?"

...Все это было сегодня в середине дня, все это промелькнуло в голове Лахновского, пока он говорил с Федором Савельевым, поднимался по ступенькам крыльца дома, в котором жил Бергер, шел по недлинному коридору, тускло освещаемому висевшей на стене керосиновой лампой. Лахновский и шел в апартаменты наложницы зондерфюрера Рудольфа Бергера, с которой, как ему доложили, после бани пьянствовал Валентик, чтобы узнать поподробнее об этом Полипове.

Дверь в комнаты Шиповой была не заперта. Настежь была открыта и дверь, ведущая из коридора во внутренний двор, обнесенный высоким глухим дощатым забором, поверх которого была еще в несколько рядов натянута колючая проволока. Из этого двора слышался не то визг, не то стон самой Лики, приглушенный хохоток и говор Валентика. Лахновский поморщился, шагнул в прихожую Шиповой, оттуда в столовую. Там был невообразимый ералаш, стулья, кресла и диваны сдвинуты с места, ковер залит, стол завален бутылками, объедками, на одном из кресел валялось платье Шиповой, почему-то изодранное в лохмотья. Лахновский глянул в спальню - кровать стояла аккуратно убранная, белоснежная, нетронутая.

Он сел в одно из кресел, трость поставил между ног и по-стариковски сложил на нее обе руки.

Голоса Валентика и Лики стали приближаться, загремели в коридоре, в прихожей. И вот они ввалились в столовую, оба пьяные до изнеможения.

- А-а... - кивнул равнодушно Валентик, подошел, шатаясь, к столу, налил полстакана коньяку. Он был в исподней рубашке, в форменных немецких брюках, в комнатных тапочках Бергера.

Шипова видела, что в столовой кто-то сидит, но различить, кто же это, кажется, не могла. На ней была лишь нижняя шелковая, тоже немецкая, с обильными кружевами, рубашка, тесемка на одном плече лопнула, и грудь почти обнажилась. Волосы распущены, растрепаны, под глазами черные ямы. Она стояла у дверей, пытаясь натянуть клочок рубашки на грудь, хотя сквозь тонкое полотно вообще просвечивало все тело, молодое, стройное, крепкое. Она, эта развратница, была красива даже в этом своем скотском состоянии, и Лахновскому вдруг стало жалко ее.

- А если бы неожиданно господин зондерфюрер приехал? - спросил он.

- А-а... - пьяно отмахнулся Валентик, а Лика с облегченным вскриком: "Арнольдик!" - оттолкнулась от стены, шагнула к Лахновскому. Тот хотел было встать, но она обхватила его за шею, прижалась к нему, осадила обратно в кресло.

- Арнольдик... милый мой старичок! - выкрикивала Лика, целуя его. - Я ни с кем так не была счастлива, как с тобой. Почему все кончилось? Почему все кончается?!

И она, уткнувшись все еще свежим, несмотря на бесконечные кутежи, лицом в плечо Лахновского, зарыдала, вздрагивая горячим телом.

- Безобразница ты, - по-стариковски проворчал Лахновский, отталкивая ее. Приведи себя в порядок. Если Рудольф неожиданно приедет...

- Ну и пусть! - с ненавистью вскрикнула Шипова, отскакивая. - Что он мне сделает? Пристрелит? Пусть, пусть, пусть!!

Она запрокинула голову с растрепанными волосами и громко, в истерике, захохотала.

Валентик нехотя подошел к ней, намотал ее волосы на кулак, дернул, повалил на пол, поволок безжалостно, словно это был набитый чем-то мешок, по комнате и швырнул на диван.