Егор Иванов - Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)

- Как?! - желчно взорвался император. - И вы допустили противника почти к побережью Балтийского моря?! Это неслыханно! Следующим шагом русских будет Берлин!.. Мне остается только отречься от престола!.. - истерически кричал император. - И это тогда, когда моя армия почти поставила на колени Францию! Когда разгром галльских петухов в красных штанах стал почти совершившимся фактом!

Кайзер внимательно разглядывал обстановку на карте.

- Что мы можем выделить для Гинденбурга? - почти спокойно спросил он.

- Ваше величество, Гинденбург не просит пока подкреплений... осмелился возразить Мольтке.

- Я спрашиваю... - с угрозой в голосе заявил император, - что мы можем снять с Западного фронта, чтобы выгнать русских из колыбели германской цивилизации?!

Мольтке молчал. Военный министр генерал-лейтенант Эрих Фалькенгайн, присутствовавший на докладе, решил осторожно вмешаться:

- Ваше величество, полагаю, что Гинденбургу можно было бы направить гвардейский резервный корпус из 2-й армии, 11-й армейский корпус из 3-й армии и 8-ю кавалерийскую дивизию из 6-й армии. Еще один корпус - 5-й армейский из 5-й армии, дислоцированный в районе Меца, - можно с этой же целью пока придержать, не бросая в наступление. Если дела в Восточной Пруссии пойдут совсем плохо, 5-й корпус тоже направим против русских...

- Молодец! - вырвалось у императора. - Готовьте приказ.

41. Барановичи, сентябрь 1914 года

Ошибка кайзера и Мольтке, когда под влиянием русских успехов в Восточной Пруссии два корпуса и кавалерийская дивизия были направлены на Восточный фронт, а еще один корпус не вводился в бой против Франции, ожидая исхода сражений на востоке, весьма дорого обошлась стратегам в Кобленце. Части германских армий, с боями пробивавшиеся через Бельгию к французской границе, в битве на Марне решающего преимущества не имели. "План Шлиффена", предначертавший разгром Франции на 40-й день войны, не осуществился. Германские войска теряли силы и темп.

Корпуса, отправленные на восток, очевидно, могли решить исход битвы на Марне и открыть немцам дорогу на Париж. Но паника среди юнкеров и жителей Кенигсберга, вызванная наступлением русских, сделала свое дело - эшелоны спешили из Бельгии через всю Германию в Восточную Пруссию.

И русские войска, нещадно подгоняемые приказами Янушкевича и Николая Николаевича, стремились туда же. Они шли через сосновые перелески, по песчаным дорогам, размалываемым десятками тысяч солдатских сапог, деревянными колесами обозных фургонов и телег, железными шинами пушек и зарядных ящиков...

В песках Восточной Пруссии, у Мазурских озер, сближались армии для сражения, которое вызвало у современников необыкновенный и незаслуженный резонанс. Никакой особенной стратегической перспективы новая битва не имела и иметь не могла. Она нужна была только ставкам. Отступая от своих тщательно разработанных планов войны, германская спасала имущество и владения восточнопрусских помещиков-юнкеров. Русская, также отступая от своего плана стратегического развертывания, - исполняла требования союзников, которым нужно было оттянуть как можно больше германских войск с Западного фронта. А где произойдет бойня, на каком участке фронта русское пушечное мясо оплатит своей кровью векселя, выданные Петербургом парижским и лондонским банкирам, - почти не имело значения...

Подполковник Сухопаров спешил в Ставку верховного главнокомандующего. С начала войны он занимался в главном управлении Генерального штаба организацией шифрованной связи управлений Ставки с военным министерством и Царским Селом. Ехал он в Барановичи впервые. В серенький день с моросящим дождем Сухопаров вышел на перрон. Перед ним, за невысоким зданьицем станции открывался унылый городишко, лишь недавно ставший таковым из обычного белорусского местечка. Ставка оказалась расположенной не в самом городе, а в версте от него, в большом лесу. Следующих в Ставку оказалось человек двадцать. На казенных моторах они добрались до места за несколько минут. В лесу желтели свежим песком насыпи для рельсов, на которых стоял поезд великого князя и еще несколько составов из классных вагонов. Между составами кое-где вросли в землю бараки. Над вагонами курился дымок, вокруг поезда главнокомандующего выстроилось кольцо часовых.

Сухопарова и других офицеров, прибывших в Ставку, встретил комендант и разместил их по вагонам. Сухопарову досталось купе рядом с его сослуживцем по Генеральному штабу полковником Скалоном. Он отдал вестовому свой тощий чемодан и пошел представляться непосредственному начальнику, генерал-квартирмейстеру Данилову.

Генерал сразу же смутил подполковника, заявив ему, что работать он будет в том самом маленьком станционном домике, где теперь помещалось все управление генерал-квартирмейстера, а завтракать и обедать - в вагоне-столовой великого князя. Тут же Данилов на чертеже показал его место за столом.

Сухопарова удивило такое экстравагантное, без всяких удобств размещение Ставки главнокомандующего российской армии.

- Видите ли, - не без юмора развеял его недоумение полковник Скалон, стоицизм в жизни всегда похвален, а на войне просто необходим. Одно дело, когда офицеры, сражающиеся на передовой, получают приказы из роскошного особняка, где нежится их верховное руководство, а другое - когда они знают, что их военный вождь также испытывает лишения... Если же говорить о специфически военных причинах учреждения Ставки в столь малом местечке, то, во-первых, оно равно удалено от двух наших фронтов - Северо-Западного и Юго-Западного, во-вторых, это не какой-нибудь губернский город с его ресторанами и злачными местами, ночные бдения в которых способны серьезно подорвать здоровье и умственные способности некоторых слабых духом офицеров...

Сухопаров понял, что Скалон выражает своей иронией мнение очень многих чинов штаба верховного главнокомандующего. Нелепое размещение Ставки отнюдь не повысило авторитета великого князя и Янушкевича в глазах подполковника, который и раньше весьма скептически относился к "лукавому" и его любимцу начальнику штаба, со странным юмором называвшему себя "стратегической невинностью".

...Подошло время обеда. Скалон повел новоприбывшего коллегу в вагон-столовую великого князя. Их столик стоял у стеклянной перегородки, отделявшей стол его высочества, за которым сидели Янушкевич и специально приглашаемые лица, и столики военных представителей союзных стран. Главную роль, как выяснил Сухопаров впоследствии, играл представитель Франции генерал Д'Амад со своим заместителем, генералом де Ля-Гишем.

В том же отделении сидели Данилов, протопресвитер армии отец Шавельский и семь адъютантов великого князя.