Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Если во взгляде Карла застыл некий вопрос, то в его характере имелись слабости, которые со временем серьезно осложнят ему царствование. Внешним трудностям сопутствовали внутренние. Одни из особенностей, о которых идет речь, уже проявились, другие в полной мере проявятся только после того, как Карл наденет корону. Хотя временами Карл демонстрировал способность к напряженной работе и концентрации всех сил, в целом это был — и чем дальше, тем больше — человек ленивый, которого ничего не стоит отвлечь от дела. Хайд давно уже бранил его за нежелание вникнуть в детали искусства управления, и даже сейчас, когда королю исполнилось тридцать, он по-прежнему готов был наставлять его, как неприлежного школьника. Эта природная леность короля давно уже стала притчей во языцех. По словам сэра Джона Рирсби, Карл «по нраву не был человеком беспокойным или амбициозным, напротив, он обожал удовольствия и больше всего хотел, чтобы никто не мешал его спокойному времяпрепровождению».

Частично эта любовь к досугу проявлялась в том, какими людьми Карл себя окружил. Как правило, людей остроумных он предпочитал людям, умудренным опытом. При всем глубочайшем почтении к Хайду своим наперсником Карл избрал Бэкингема, того самого Бэкингема, который ехал сейчас неподалеку от короля в совершенно не подходящей для него компании Монка. Отношения, завязавшиеся в детстве и сохранившиеся в отрочестве, так легко не отбросишь, пусть даже герцог был ветрен и склонен к обману. Более того, непоследовательность Бэкингема, поверхностный блеск его ума, постоянное желание получать удовольствия — все это как раз и привлекало Карла, в то же время, как правило, отталкивая его подданных. Джон Драйден назвал герцога «государственником и шутом одновременно», и эта характеристика сохранилась в памяти поколений. А Барнетт люто ненавидел его и писал, что он «не верен никому и ничему, готов бросить любого и отказаться от всякого сказанного им слова порой из-за ветрености, по чистой прихоти, а порой из-за глубокой порочности своей натуры». Но именно из таких людей — или похожих на родственницу Бэкингема Барбару Палмер — будет состоять двор в эпоху Реставрации. И лишь немногие догадывались, что за бросающимися в глаза свойствами короля, его леностью, склонностью предаваться удовольствиям, кажущейся нерешительностью всегда стояло главное: стремление выдержать. В конце своего правления он не остановится ни перед чем ради сохранения короны. Строго одетый мужчина, триумфально проезжающий в настоящий момент по Странду, никогда уже больше не позволит себе вновь пуститься в странствия. Он вернулся домой и останется дома.

Для начала следовало покарать приверженцев прежнего режима и стереть самую память о нем. Отчасти по совету Генриетты Марии извлеченные из могил тела Кромвеля и еще двух ведущих парламентариев были выставлены на всеобщее обозрение как устрашающее напоминание о цене бунта. Карл, со своей стороны, категорически потребовал самого сурового наказания тем, кто несет «непосредственную ответственность» за гибель его отца. И оставшиеся в живых цареубийцы понесли его. Под конец 1660 года прокатилась волна судебных процессов по обвинению в измене. К повешению и четвертованию было приговорено столько людей, что жители домов в районе Чаринг-Кросс жаловались на невозможность дышать — настолько атмосфера пропиталась запахом горелых внутренностей. Те, кто избежал казни, попали в тюрьму, имущество было конфисковано. Раз в год этих людей проводили по улицам Лондона под улюлюканье жаждущей крови толпы. Никакой пощады не дождутся и те, кто отказывался примириться с переменами. Карл, человек вообще-то от природы терпимый, заявил, что со всей суровостью будет преследовать всех, «кто словом или делом демонстрирует неприятие власти и подстрекает к бунту против нее».

Задача восстановления монархии как эффективной системы правления легла по преимуществу на плечи Хайда. Выглядел он, как и в прежние годы, величественно, чему в немалой степени способствовало его новое положение лорд-канцлера, был, как всегда, неутомим, а отличающие его тщательно взвешенные консервативные позиции позволяли ему надеяться, что с Реставрацией страна вернется «к своим старым добрым нравам, старому доброму юмору и старым добрым повадкам». Однако Хайда ждало горькое разочарование. Человек, твердо приверженный традиционным формам, он был неприятно поражен стремительными переменами, происходящими в обществе. Особенно опасным ему казался критический, более того — подрывной дух молодого поколения. Он сетовал на недостаток (как ему представлялось) дисциплины, чему, по его мнению, во многом способствовала гражданская война. Новоиспеченному лорд-канцлеру не нравилось постоянное ворчание по поводу разного рода неудобств, а также тот факт, что люди явно уходят от традиции «твердого и безоговорочного подчинения» власти, каковое он считал единственно надежной основой здорового общества. Хайд станет говорить об этом настойчиво и энергично. Англия времен Карла II будет искать новые пути развития. Ну а пока, самолично решая задачи формирования королевской администрации, Хайд, естественно, обращался к уже испытанным формам.

Свою основную задачу он видел в том, чтобы восстановить стабильность в обществе и авторитет власти — светской и церковной. Как лорд-канцлер, Хайд и сам мог объединить достижение этой двуединой цели на основе уважения к закону, но публичного признания своей роли первого министра короля всячески избегал. Все принципиальные политические решения должны были исходить непосредственно от Карла. Закрепив это важное положение, Хайд обратился к очередным задачам. Одна из них состояла в том, чтобы наладить взаимодействие Карла и его министров с самыми достойными людьми в суде и в регионах. Страной должна править элита, и Хайд, конструируя свою систему, в ее основание ставил Тайный Совет, в который должны были войти ведущие государственные деятели и самые богатые люди страны. Он рассчитывал также примирить интересы соперничающих групп. Брат Карла Яков и его приближенные, остававшиеся с ним все годы изгнания, были наряду с другими ведущими роялистами включены в Совет. Вошли в него и такие бывшие приверженцы Кромвеля, как Монк, ныне главнокомандующий вооруженными силами Англии, и несколько знатных лиц — приверженцев пресвитерианской церкви. Престарелый и в общем-то уже мало на что годный граф Саутгемптон был назначен государственным казначеем, а его зять, блестящий Энтони Эшли Купер, — министром финансов. Получилось мудрое сочетание интересов, дарования и общественного престижа, однако вскоре возникла потребность в формировании более тесного круга советников, и в его центр Хайд поставил влиятельный Комитет по иностранным делам.