Николай Конрад - ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ

Для этого, чтобы понять в этом смысле повествование Кодзики и Нихонги, необходимо учесть, что в этом земледельческом населении были разные слои: некоторые семьи — многочисленные по своему составу, сильные в хозяйственном отношении, могли не без успеха сопротивляться попытками родовой знати наложить руку на их хозяйство и даже на них самих. Я считаю возможным предполагать, что случаи таких сопротивлений, а то и прямых оттеснений старой родовой знати не только были, но временами принимали даже широкий характер.

В какой форме об этом говорится в Кодзики и Нихонги? В этих хрониках неоднократно упоминается о случаях "обманного присвоения" себе тех или иных фамильных названий. Уже тот факт, что присвоение себе кем-нибудь того или иного фамильного названия не был безразличным для правителей того времени, свидетельствует о большом значении этого названия. Если же в тех или иных случаях это присвоение определялось как "обманное", это значит, что такое фамильное название присваивал себе тот, кто не имел на него, — с токи зрения правителей того времени, — права. Напомню, что фамильные названия в те времена были соединены с "кабанэ", т. е. с тем или иным положением в среде родовой знати. Если же это так, то случаи попыток "обманного" присвоения себе фамильных названий являются ни чем иным, как выступлением тех или иных семей из числа рядового земледельческого населения.

Носили ли эти выступления враждебный характер, т. е. шли ли они вразрез с интересами родовой знати? Безусловно. Это явствует уже из того, что подобное присвоение считалось "обманным", т. е. незаконным. Но это как нельзя лучше подтверждается и тем, что с таким присвоением активно боролись. Виновные привлекались к "суду": они подлежали испытанию, которое должно было удостоверить наличие или отсутствие у них действительных прав на название. Испытание это, носившее название "кугатати", заключалось в том, что обвиняемому предлагалось опустить руку в кипяток или приложить ладонь к раскаленному железному топору. Повреждение руки в этом случае или отказ от испытания рассматривалось как доказательство виновности, и преступник наказывался. Были ли случаи таких присвоений, т. е. выступлений рядового населения единичными или частыми? По-видимому, иногда такие выступления принимали угрожающие размеры. Так, например, по рассказу Нихонги, в царствование Инкё будто бы обнаружилось массовое обманное присвоение фамилий, вследствие чего в 415 году было проведено общее судилище в форме "кугатати", давшее возможность устранить "преступников". Подобные суды производились и в дальнейшем.

В этом широком движении земледельческого населения приняли самое активное участие натурализовавшиеся в Японии корейцы и китайцы.

Как было уже изложено выше, поселенцы из Кореи и Китая появились на японских островах еще в глубокой древности. По историческим источникам их присутствие можно установить уже в III в. н. э. В первое время, когда население было еще редкое, когда связи между отдельными группами были еще слабыми, эти переселенцы жили обособленно и занесенная ими культура оставалась достоянием их одних. Однако в связи с массовым бегством населения из Китая — из тех районов, где разыгрывались очередные междоусобные войны, или где появлялись воинственные кочевники — число этих переселенцев росло. Описанные выше отношения с Кореей повлекли за собой большое переселение и оттуда. Росло и собственно японское население, увеличивалось соприкосновение его с переселенцами, и в результате китайско-корейская культура стала распространяться и среди японцев. Ранее других это имело место на о. Кюсю (Цукуси), о котором так много упоминалось в китайских историографических памятниках; в дальнейшем китайская культура охватила и население Ямато.

Переселенцы из Китая и Кореи, появившиеся в Японии в V–VII в., не только принесли с собой новую, более высокую технику — земледельческую и ремесленную, но и совершенно иное представление обо всем общественном строе. Как было указано выше, в Китае, да и в Корее, родовой общины уже не было. С IV в. в северном Китае начал укрепляться надельный феодализм, в дальнейшем распространившийся по всему Китаю и перешедший в Корею (в частности в Силла). С этим надельным строем был сопряжен и особый политический режим — централизованное государство с абсолютной властью императора. Необходимо помнить, что из Китая и Кореи переселялись не только крестьяне; оттуда шли ремесленники, мастера-художники, лекаря, учителя грамоты, мелкие чиновники, буддийские монахи — иными словами, — культурные кадры населения. Они не только вышли из во многом другого мира, но и были носителями его идей. Выше было указано, что эти пришельцы уже давно жили в Японии; вполне натурализовавшиеся в ней были отнюдь не малочисленны. Пусть цифры, приведенные Нихонги о численности рода Хата в 18670 человек, и преувеличены. Несомненно, что этот род все же был очень многочисленным, а род Ати-но оми, который населял до своего прихода в Японию будто бы целых 17 уездов? Потомки Атики и Вани также в большом количестве встречались во многих местах центрального и западного Хонсю.

Из этих слоев японского населения, безусловно наиболее передовых в культурном отношении, однако лишь в малой степени появлялась родовая знать. Случалось, что они оставались на положении рядового земледельческого населения, чаще же всего именно из них формировались группы несвободных — томобэ и какибэ. Этой участи не могли избежать, по-видимому, и даже сильные роды. Так, например, даже такой многочисленный и сильный род, как Хата, и тот, надо думать, находился на положении "бэ". По крайней мере, согласно Нихонги, царь Юряку (2-ая половина V в.), будто бы собрал весь этот род, до этого живший в различных местностях, в одно место, обязал поставлять шелковые ткани и поставил им для управления своего "управляющего" — Хата-но мияцуко.

По-видимому, близким к рабскому было и положение даже таких потомков пришельцев, которые были учителями китайской грамоты при дворе, или чем-то вроде чиновников, исполняющих разные службы. Таково было, например, положение "грамотеев" (фухито) — дворцовых писцов и историографов из рода Вани: для царей они являлись также "бэ" (Ямато-но фухито-бэ — жившие в Ямато, Кавати-но фухито-бэ — жившие в Кавати).

Ввиду всего этого движения этого слоя японского населения, восходящего по своему происхождению к китайцам и корейцам, следует рассматривать при свете общего движения основной массы японского народа, как "удзибито" — земледельческого населения, так и "томобэ" и "какибэ". При этом более близкое участие они принимают именно в борьбе этих последних, иначе говоря, в движении рабов.