Николай Конрад - Очерки японской литературы

Конрад Николай Иосифович

ОЧЕРКИ ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Н.Конрад

Москва

«Художественная литература»

1973

Художник В. Добер

АВТОР И ЕГО КНИГА

Перед каждым, кто прочтет эту книгу, предстанет панорама развития одной из своеобразнейших литератур мира с момента ее зарождения и до первой трети XX века. По сути, книга Н. И. Кон­рада представляет собой первую и пока единственную советскую историю японской литературы и содержит характеристику важ­нейших, узловых этапов ее эволюции.

Составленная из отдельных статей, написанных в разное время, книга «О японской литературе» том не менее отмече­на несомненной цельностью и завершенностью положенной в ее основу научной концепции. Читателю нетрудно будет заметить, как с годами совершенствовалась эта концепция, придавая внутреннюю стройность и логичность всему труду Н. И. Конрада.

Действительно, по мере расширения научных интересов авто­ра, начавшего включать в сферу своих исследований художест­венную культуру не только Востока, но и Запада, обогащался и его подход к собственно японской литературе. Уже ранние статьи, вошедшие в предлагаемую ныне вниманию читателей книгу,— такие, например, как «Культура эпохи Нара», «Пре­дисловие» Ясумаро», «Культура эпохи Хэйан»,— позволяют охарактеризовать особенности методологических принципов Н. И. Конрада и основные черты его историко-литературной кон­цепции

Многим зарубежным востоковедческим работам свойствен под­ход к литературам Азии и Дальнего Востока — в том числе и японской — как к замкнутым духовным образованиям, чье станов­ление проходило настолько своеобычно н отъединение от литера­тур остального мира, что поиски каких-либо сходств и параллелей между ними не только недопустимы, но и попросту невозможны. Аналогичные представления встречаются и в работах советских литературоведов.

Применительно к японской литературе упомянутая точка зре­ния обычно подкрепляется тем, что Япония — эта островная им­перия — пребывала в сознательной изоляции от других стран, со­храняя вплоть до буржуазной революции Мэйдзи, разразившейся в середине XIX века, исключительно закрытый характер собствен­ной культуры и духовной жизни. Однако при этом упускаотся из виду, что политическая изоляция страны, осуществлявшаяся с первой трети XVII века сёгунами из дома Токугава и длившаяся около двухсот лет, хотя и задержала процесс разложения феода­лизма в Японии, по не была абсолютной и не смогла остановить развития се культуры и литературы, формировавшихся так же, как и в других феодальных обществах.

Подобный подход нельзя назвать ни «европео-», ни «азиацентристским». Он порожден представлением о разорванности един­ства всемирной истории, глубокой обособленности — социальной, культурной и духовной — различных регионов и стран мира. Национальное и социальное своеобразие стран Азии и Востока, вполне объяснимые особенности их художественной культуры, ее внешнее несходство с западной, начинают выступать как непреодолимое препятствие для распространения на культуру и литературу Востока универсальных законов общественного раз­вития, действующих в истории и обуславливающих глубин­ное родство многих явлений в умственной жизни человече­ства.

Исследование Н. И. Конрадом процесса формирования япон­ской литературы, отделившейся от стихии фольклора и с момента появления письменности превратившейся в самостоятельный вид художественного творчества, обладающего собственными законами, подтверждает, что процесс этот в принципе мало чем отличался от становления литератур в других частях и странах мира. Так же как и в других регионах, японская литература длительное вре­мя сосуществует с народным творчеством, черпая из него образы и вдохновение, используя найденные фольклором и устоявшиеся в нем художественные формы. Так же как и в других регионах мира, классовая дифференциация общества порождала усложнение литературы, появление в ней различных жанров, видов и родов повествовательного и поэтического искусства. Так же как и дру­гие литературы мира, японская литература развивается не только автохтонно, но и во взаимодействии с более развитым художест­венным творчеством соседних народов. Проникновение в Японию одной из универсальных мировых религий, а именно буддизма, внесло в культурную жизнь страны не только новый идеологиче­ский элемент, но и новую литературную традицию, которая была ассимилирована национальным художественным творчеством. Про­цесс этот типологически сходен, например, с проникновением хри­стианства с его обширной словесностью в языческие европейские страны.

Принципы историко-литературного исследования и литерату­роведческого анализа, применяемые Н. И. Конрадом, имеют строго марксистский характер. Он рассматривает и изучает литературу в теснейшей, органической связи с социальной историей развития японского общества, с теми изменениями, которые происходили в его классовой структуре, внимательно прослеживает, как веские социальные причины порождают перемены в художественном мышлении и творчестве, а возникающие в общество новые соци­альные потребности вызывают к жизни и новую проблематику в искусстве и новые формы ее выражения.

Важные периоды в истории японского общества, например, эпоха Нара, оставившая после себя такой шедевр мировой поэзии, как антология «Манъёсю» (с которой советский читатель может познакомиться по превосходному переводу А. Глускиной), где собраны образцы раннесредневековой поэзии и народного творчоства, или эпоха Хэйан, с ее утонченной поэзией и впол­не сложившимся в самостоятельный повествовательный жанр романом, вершиной которого стал знаменитый «Гэндзи-моно- гатари», возникают в книге Н. И. Конрада как закономерные этапы формирования средневековой феодальной литературы Японии.

Н. И. Конрад показывает — и весьма убедительно,— что лите­ратура хэйанского периода несла на себе отпечаток типичного средневекового мышления, с его мистическим колоритом, обуслов­ленным распространением даосизма и перетолкованным на мис­тический лад конфуцианством. Придворн о-аристократический ха­рактер культуры хэйанского периода придавал ей черты курту- азности со свойственной ей эстетизацией женщины (в Западной Европе — дамы) и любовного чувства во всех его оттенках и проявлениях. Аристократическая утонченность быта порождала в поэзии своеобразный гедонизм, изысканность художественных форм. Утонченность формы свойственна и искусству повество­вания.