Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

— Что ты, что ты, Ваня! — попыталась удержать его жена. — Ваня, ты не то подумал!..

Но он был уже в комнате. То, что он здесь увидел, лишило его последних остатков рассудительности: в постели, натянув на голову одеяло, лежал человек. Майор вытащил пистолет из кобуры.

Жена поняла, что никакие объяснения и мольбы его уже не остановят. Тогда, в том мгновенном прозрении, которое приходит в минуты смертельной опасности, она сделала единственное, что могло спасти лежащего в постели человека: сдернула с его ног одеяло.

— Ради бога, извини меня, — сказал майор, — и попроси за меня извинения у подруги.

И будто бы потом подруга жены долго не хотела открыть лицо. Впрочем, этому можно поверить: знакомство началось не совсем обычно».

А вот еще, и тоже о войне, любви, преданности, вдребезги — одной серенькой бумажкой — разбитой судьбе и преждевременно, не в бою или плену, оборванной жизни.

«Письмо и.о. командира 10 ОШБ майора Назарова Гаврилово-Посадскому городскому военному комиссариату Ивановской области

10 мая 1945 г.

Прошу срочно возвратить извещение о смерти, высланное нами ошибочно 4.5.45 г. за исходящим № 02 635 на якобы погибшего в боях 30.4.45 г. северо-западнее Берлина рядового Шахова Семена Васильевича для объявления его жене Шаховой Лидии Константиновне, проживающей по адресу: Ивановская обл., г. Гаврилово-Посад, ул. Советская, д. 21,

Как выяснилось только сейчас, Шахов С.В. не погиб в боях 30.4.45 г., а был ранен и отправлен в тыловой госпиталь. Дальнейшая его судьба нам неизвестна, и никакими данными о его смерти мы не располагаем.

«Майору Назарову от Гаврилово-Посадского военного комиссариата.

Высланное Вами ошибочное извещение № 02 635 от 4.5.45 г. о гибели рядового Шахова С.В. было получено военкоматом 12 мая и 14 мая вручено его жене Шаховой Л.К.

Спустя четверо суток, 18 мая, гр-ка Шахова в результате нервного потрясения по малодушию покончила жизнь самоубийством.

Для сведения сообщаю, что 23 мая в ее адрес пришло письмо от самого Шахова С.В., который после ранения был эвакуирован в тыл и находится на излечении в госпитале в гор. Саратове.

Война закончилась, но зловонное дыхание ее еще долго висело в воздухе, отравляя души людей, калеча их судьбы, как это произошло с семьей Шаховых, да и не только с ней. Нелегкая доля выпала в личном плане многим женщинам-фронтовичкам и тем девушкам и молодым женщинам, которые были угнаны на работы в Германию и вернулись домой уже после войны.

Одна из женщин-фронтовичек, снайпер, на счету которой были десятки убитых фашистов, рассказывала белорусской писательнице Светлане Алексиевич, что когда она вернулась домой с фронта с двумя орденами Славы и другими боевыми наградами, мать со слезами на глазах попросила ее не жить в семье. Сказала: «У тебя две сестры на выданье, дочка, кто их возьмет, если ты с нами будешь. Скажут люди, чему такая их научит, со всеми мужиками подряд гулять!» И та ушла из дома, стала жить самостоятельно.

Вот еще несколько подобных воспоминаний из книги Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо».

Нина Вишевская, санинструктор: «Моя подруга. Не буду называть ее фамилию, вдруг обидится. Военфельдшер. Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: «Зачем ты порвала?» Она плачет: «А кто бы меня замуж взял?»

Екатерина Санникова, сержант, стрелок: «После войны я жила в коммунальной квартире. Соседки все были с мужьями, обижали меня. Издевались: «Ха-ха-а. Расскажи, как ты там б. с мужиками» В мою кастрюлю с картошкой уксуса нальют. Всыпят ложку соли. Ха-ха-а.

Демобилизовался из армии мой командир. Приехал ко мне, и мы поженились. Записались в загсе, и все. Без свадьбы. А через год он ушел к другой женщине, заведующей нашей фабричной столовой: «От нее духами пахнет, а от тебя тянет сапогами и портянками». Так и живу одна. Никого у меня нет на всем белом свете».

Нина Михай, старший сержант, медсестра: «У нас — комбат и медсестра Люба Силина. Они любили друг друга! Это все видели. Он шел в бой, и она. Говорила, что не простит себе, если он погибнет не на ее глазах, и она не увидит его в последнюю минуту. «Пусть, — хотела, — нас вместе убьют. Одним снарядом накроет». Умирать они собирались вместе или вместе жить.

Наша любовь не делилась на сегодня и на завтра, а было только — сегодня. Каждый знал, что ты любишь сейчас, а через минуту или тебя или этого человека может не быть. На войне все происходило быстрее: и жизнь, и смерть. За несколько лет мы прожили там целую жизнь. Я никогда никому не могла это объяснить. Там — другое время.

В одном бою комбата тяжело ранило, а Любу легко, чуть царапнуло в плечо. И его отправляют в тыл, а она остается. Она уже беременная, и он ей дал письмо: «Езжай к моим родителям. Что бы со мной ни случилось, ты моя жена. И у нас будет наш сын или наша дочь».

Потом Люба мне написала: его родители не приняли ее, и ребенка не признали. А комбат погиб.

Много лет собиралась. Хотела съездить к ней в гости, но так и не получилось. Мы были закадычные подружки. Но далеко ехать — на Алтай. А недавно пришло письмо, что она умерла. Теперь ее сын меня зовет к ней на могилку»

В 1954 году Константин Симонов написал стихотворение, в котором будто бы рассказал о судьбе Любови Силиной — надо полагать, такая была не одна. Стихотворение это так и называется