Томас Рид - На море (Первая часть дилогии)

Вы спросите, быть может, как могло судно, так открыто предназначенное для торговли неграми, выйти без всяких препятствий из порта Англии? Не забывайте, что все это произошло во времена моей юности, в очень, следовательно, отдаленную эпоху, и я не сделаю ошибки, если скажу, что рассказ мой относится к 1857 году.

Я был слишком молод, чтобы делать какие-либо философские выводы по этому поводу; торговля неграми сама по себе внушала мне такое же отвращение, как и многим моим соотечественникам. В то время Англия, увлеченная Вильберфорсом и другими гуманистами, дала миру хороший пример, предложив двадцать миллионов фунтов стерлингов на защиту прав человека. Представьте же себе мое огорчение, когда я убедился окончательно, что нахожусь на борту судна, занятого таким преступным делом; стыд, который я чувствовал, видя себя среди людей, внушавших мне отвращение; отчаяние, овладевшее мной при мысли о том, что я состою членом такой шайки и должен быть свидетелем их ужасного занятия!

Сделай я это открытие внезапно, оно еще тяжелее подействовало бы на меня, но я пришел к нему постепенно; подозрение зародилось гораздо раньше окончательной уверенности. Я думал сначала, что попал к пиратам, которые встречались довольно часто в то время, и я даже почувствовал некоторого рода облегчение, что имею дело не с пиратами. Не потому, что мои товарищи показались мне теперь не такими отвратительными, - просто я подумал, что бегство в этом случае будет несравненно легче, и решил бежать при первой же возможности. Но, увы, зрелое размышление представило мне ужасную перспективу: могли пройти целые месяцы, прежде чем мне представится случай бежать с этого ужасного судна... Месяцы!.. Я должен был бы сказать годы! Я не боялся больше подписанного мною договора, условия которого так беспокоили меня раньше: меня не могли принудить исполнять обязанности, противоречащие закону. Не это пугало меня, а невозможность вырваться из-под контроля адских чудовищ, располагавших моей судьбой.

Судно наше направлялось к берегам Гвинеи, но там я не мог найти необходимой мне защиты от капитана. Я мог встретить там только туземных вождей да отвратительных торговцев, которые были бы счастливы доказать свою преданность капитану, водворив меня на прежнее место. Бежать в лес? Но это значило умереть с голоду или быть разорванным дикими зверями, которых так много в Африке. Я мог быть, кроме того, убит дикарями или стать пленником и рабом какого-нибудь негра... Ужасно!

Я перелетел мысленно через Атлантический океан и стал раздумывать о том, каковы мои шансы спастись на противоположном берегу. "Пандора", отчалив от берегов Гвинеи, отправится, само собой разумеется, в Бразилию или на Антильские острова. Груз свой она, конечно, высадит тайно, пристав ночью к какому-нибудь пустынному берегу, чтобы не попасться крейсерам, а на следующее утро уедет, и для такой же экспедиции, быть может. Мне не позволят сойти на берег, где я непременно убежал бы, предоставив Богу заботу о своей жизни.

Чем больше раздумывал я, тем больше убеждался, как мне будет трудно убежать из моей плавучей темницы, и отчаяние охватывало меня. Ах, если бы только нам встретить английский крейсер! С какой радостью прислушивался бы я к свисту пуль среди снастей и треску пробиваемых боков "Пандоры"!

V

Я воздерживался, разумеется, от выражения своих чувств; даже Бен Брас был бы бессилен защитить меня от ярости своих товарищей, заметь они только отвращение, которое внушало мне их общество.

Надо полагать, однако, что лицо мое выдавало мои мысли, потому что матросы не раз затрагивали меня, подсмеиваясь над моими сомнениями и называя меня кислятиной, молокососом, мокрой курицей и другими оскорбительными словами, которыми полна была их речь.

Я удвоил старания, чтобы не показывать им чувств, наполнявших мое сердце, но решил в то же время поговорить с Беном и спросить его совета. Я без боязни мог довериться ему, но дело это тем не менее было очень деликатное и требовало известных предосторожностей. Бен был тоже членом шайки и его могли оскорбить мои слова, ведь он мог предположить, что я порицаю его, и лишить меня своего покровительства.

Однако затем я подумал, что Бен вряд ли будет обижаться на меня. По двум-трем словам, которые я от него услышал, я заключил, что Бен тяготится своим существованием и поступил сюда поневоле, в силу обстоятельств Я любил его бесконечно и очень хотел, чтобы это так и было. Каждый день мне представлялся случай видеть разницу между ним и другими матросами. Вот почему я принял в конце концов твердое решение рассказать Бену о своих страданиях и посоветоваться с ним, как мне поступить.

На бушприте судна есть одно место, где очень приятно находиться, особенно когда штас фок-марса опущен и поддерживается жердью. Два или три человека могут свободно сидеть там или лежать на парусе и разговаривать, не боясь, что подслушают их тайны; ветер там дует обычно с кормы и уносит слова в сторону от судна. Романтично настроенные матросы любят это небольшое уединение, а на судах, наполненных эмигрантами, наиболее отважные пассажиры забираются туда, чтобы подумать о своей будущей жизни. Это было любимое место Бена, и к концу дня он всегда садился там, чтобы выкурить трубку.

Несколько раз я был готов пойти с ним, но боялся, что это ему не понравится. Наконец, собравшись с духом, я скользнул туда за ним, не говоря ни слова. Бен сам заговорил со мной, и мне показалось, что присутствие мое его не раздражает, что, напротив, он даже доволен, видя меня рядом. Однажды вечером, когда я отправился за ним туда по своему обыкновению, я рассказал ему, наконец, обо всех своих мучениях.

- Бен, - окликнул я его.

- В чем дело, Вилли?

Он понял, что я хочу в чем-то признаться, и приготовился слушать меня внимательно.

- Что это за корабль, на котором мы находимся? - спросил я после минутного молчания.

- Это не корабль, малыш, а барка.

- Ну и...

- Барка и только.

- Я хотел бы знать, какого рода.

- Хорошо построенное и прекрасно оснащенное судно. Будь это корабль, то на бизань-мачте, которая сзади, были бы четырехугольные паруса, а так как их нет, то это барка, а не корабль.

- Это я знаю, ты несколько раз говорил мне об этом; но я хотел бы знать еще, какого рода барка наша "Пандора"?

- Зачем ты это спрашиваешь? Превосходная барка. Вряд ли найдется другое парусное судно с таким носом, как у нее; есть у нее один только недостаток: на мой взгляд, она очень легкая и поэтому слишком раскачивается в плохую погоду; стоит только наложить поменьше балласта, и ничего не будет удивительного, если в один прекрасный день мачты перетянут на одну сторону; прощай тогда экипаж.

- Не сердись на меня, Бен, но ты уже говорил мне это, а я хотел бы знать кое-что другое.