Ричард Холланд - Октавиан Август. Крестный отец Европы.

После нанесенного сестре оскорбления Октавиан относился к Антонию с неослабной враждебностью. Хотя Октавиан пока еще не мог начать войну, он использовал любой случай, чтобы очернить соперника в глазах римлян, выставить человеком, которого отныне ни Рим, ни его ценности не интересуют. Нанесенное Октавии и ему самому явное оскорбление Октавиан со свойственным ему мастерством преподнес как оскорбление для каждого римского гражданина.

Не испытывая необходимости заведомо лгать о своем коллеге-триумвире, Октавиан пустился обрабатывать общественное мнение, играя на предвзятом отношении римлян к Востоку — якобы изнеженному и распутному. Не придумывая для своей пропаганды прямой лжи, он, подобно современным политтехнологам, бесстыдно подавал известные факты таким образом, что получалось, будто Антоний полностью порабощен злой чужеземной царицей. За шесть лет Октавиан так сильно изменил мнение римлян о своем сопернике, что хоть сейчас мог вести из Рима войско в священный поход, призванный избавить западный мир от угрозы, исходящей от Клеопатры и Антония (именно в таком порядке).

Как же мог Антоний поступить с Октавией столь грубо и бесцеремонно? Тут легко прослеживается влияние Клеопатры. Царица была гораздо умнее своего избранника и, подобно многим женщинам в ее положении, предпочитала по возможности этот факт не подчеркивать. После кровавого поражения Антония в Парфии, когда он не мог не признать ошибки, Клеопатра постаралась убедить возлюбленного, что его настоящий враг не парфянский царь, не предатель Артавазд, а старый соперник по Риму — Октавиан. И потому Клеопатра склоняла Антония к разводу по римским законам: ведь если он бросит ее и вернется в Рим к жене, то и вражда с Октавианом может сойти на нет.

Древние источники описывают ситуацию не совсем так. Например, живший двести пятьдесят лет спустя Кассий Дион, который писал на греческом языке, не сомневался, что тут не обошлось без колдовства, и повторял это неоднократно. «Его еще больше поработила страсть ( eroti ) и колдовство Клеопатры ( gonteia )». В его суеверный век такое рассуждение было вполне логичным. В конце концов, как еще озадаченный историк мог объяснить поведение римского проконсула, посещавшего вместе с царицей александрийский рынок, причем ее несли в носилках, а он шагал рядом, в толпе евнухов?

Несомненным доказательством ее власти над злыми силами служила, по Диону, та готовность, с которой Антоний соглашался позировать вместе с Клеопатрой для статуй и рисунков. На некоторых они предстают как Осирис и Исида, на других как Дионис и Селена, греческая богиня луны, тоже, как и египетская Исида, дочь солнца.

Всем известен миф о том, как Осириса убил и разрубил на куски брат Сет и как Исида оживила супруга, собрав части его тела, кроме — по одной из версий мифа — мужского органа. По другой версии, она полностью собрала тело супруга, оживила и родила от него сына Гора. Нетрудно представить, как прохаживались по поводу подобных историй римские остряки. Что же касается Диониса, это божество обладало как женскими, так и мужскими чертами и любило сильно напиваться, иногда с пагубными последствиями — для других. Философ-моралист Сенека век спустя писал: «Что погубило Марка Антония, мужа великого и с большими способностями и заставило принять чужеземные обычаи и несвойственные римлянам пороки? Что, как не любовь к вину, не уступающая любви к Клеопатре!»

Плутарх, столь же суеверный, как и Дион, но более проницательный, считает иначе: Клеопатра, сразу поняв, какими опасностями грозит ей приезд Октавии в Афины, приняла меры, чтоб ей помешать. Если супруги встретятся, то постоянным вниманием и любовью Октавия сможет отвоевать мужа. Царица села на строгую диету с целью вернуть былую стройность (она, вероятно, располнела после родов) и пустила в ход весь резерв обольстительницы — улыбки, слезы, притворные обмороки, — стараясь убедить Антония, что не может преодолеть любви к нему. Она внедрила в пестрое окружение супруга некоего предсказателя, который должен был внушать Антонию, что его дух, или гений, обычно сильный и волевой, в присутствии Октавиана слабеет, и потому следует держаться как можно дальше от шурина.

Приняв подобные меры психологического воздействия, Клеопатра вдобавок велела служанкам рассказывать Антонию, будто бы по секрету, о том, как сильно она его любит. А Октавия, мол, вышла за него замуж по приказу брата.

Под таким давлением, пишет Плутарх, Антоний поверил, что если он оставит Клеопатру, она непременно покончит с собой. Вероятно, царица еще и хотела помешать ему вновь рисковать жизнью. Царь Мидии, против которого Антоний сражался в прошлом году, поссорился с союзником, парфянским царем, и предложил Антонию: не хочет ли он встретиться с ним у Фраат и возобновить парфянский поход? Возможно, царь действовал искренне, а может, и нет. Антоний явно желал принять предложение. Похоже, царице удалось воззвать к его здравому смыслу. Во всяком случае, он согласился остаться с ней до конца 35 года до нашей эры.

В том же году, словно по контрасту с грандиозными планами Антония, Октавиан начал небольшую, но тщательно продуманную кампанию против иллирийских варварских племен на противоположном побережье Адриатики. Много славы такой поход не сулил, трофеев тоже, но воинов-дикарей требовалось срочно обуздать. Некоторые грабили суда у побережья Далмации, другие, когда не дрались между собой, нападали на путников. За два года, к 33 году до нашей эры, Октавиан искоренил пиратство и обезопасил маршрут, по которому солдаты и торговцы попадали из Италии — через форт Аквилею и город Тергесту (современный Триест) — в Грецию, Македонию и дальше на восток.

Пострадав два раза в боях, Октавиан поправил свою репутацию как полководец. Первый раз ему в правое колено попал камень из пращи, а во второй дело обстояло серьезнее: Октавиан хотел перейти с осадной башни на стену форта, а под ним и другими воинами проломился мост. Падая, он повредил ногу и обе руки. Поправившись, Октавиан уехал из Иллирика и отправился через Северную Италию по направлению к Галлии, как пишет Дион, с намерением вторгнуться в Британию. Проверить это неправдоподобное утверждение мы никак не можем.

Октавиану пришлось повернуть назад в Иллирик и подавлять мятеж далматов, которых он едва успел покорить. Впервые Октавиан провел в отдельных частях децимацию — за дезертирство.

Между тем Антоний, целый год оправлявшийся от удара, нанесенного парфянами и мидийцами, в 34 году до нашей эры стал прилагать активные усилия для восстановления своего auctoritas . Обманным путем (влияние Клеопатры?) он захватил и низложил Артавазда, которого считал виновником поражения в Мидии, и объявил Армению римской провинцией. Этим он заслужил похвалу сената, но прошло всего два года, и Армению захватили парфяне и посадили на трон своего человека. Антоний постарался извлечь из победы как можно больше выгод: устроил себе триумф, только не в Риме, а в Египте. Артавазда, закованного в серебряные цепи, провели мимо Клеопатры и огромной толпы зрителей. Триумф этот вызвал в Риме большой общественный скандал, потому что прошел слух, будто Антоний собирается перенести столицу из Рима в Александрию.