Василий Ян - Финикийский корабль

Ветер обдувал мне лицо и трепал волосы. Я оглянулся - лодок не было. Вероятно, все рыбаки ушли в море на рыбную ловлю.

Под береговым обрывом несколько человек стучали топорами и возились около остова корабля. Я направился туда. Этот корабль имел вид павшего верблюда, которого обглодали шакалы. Голые ребра торчали с обеих сторон. Они были прикреплены к бревну, лежавшему на земле. Один конец бревна загибался кверху. Я подошел ближе. Как это мастера изогнули такое толстое бревно?

Рабочие обшивали досками ребра корабля; они сверлом буравили дырки и затем загоняли в них большие деревянные гвозди.

Постройкой распоряжался человек, с виду моряк, который мне сразу понравился. Он был сильный, крепкий, загорелый. Его кудрявая голова была перевязана ремнем. Темная шерстяная рубашка подпоясана широким кожаным поясом, на котором висел большой нож в деревянных ножнах. Лицо было веселое, со смелым взглядом, и я подумал: "Хорошо бы и мне быть таким смелым моряком!"

- Куда гребешь? - спросил он меня.

- Смотрю и думаю, как вы согнули такое большое бревно, - ответил я.

- Нос корабля должен быть очень крепок. Мы отыскиваем в Ливанских горах такое дерево, у которого очень толстый изогнутый корень, очищаем ствол от ветвей, а корень сохраняем. Видишь, ствол кедра лежит внизу как основа - киль корабля, а корень подымается кверху.

Около меня послышалось знакомое сопение. Старик Софэр подошел к нам; он слушал объяснения моряка.

- Ты ли хозяин этого корабля?

- Я вместе с товарищами только строю корабль, - ответил моряк, - а хозяин живет в Сидоне. Это богатый купец, он ведет большую торговлю. Повсюду у него склады товаров и множество кораблей. Они плавают по всему свету. Макар заказал мне построить корабль побольше и покрепче обыкновенного. Этот корабль будет плавать в самых далеких морях, у сердитого океана, где начинается вечная ночь.

- Могу ли я поехать на этом корабле?

- Хозяин Макар деньги любит, и если ты заплатишь, то можешь ехать хоть до конца света.

- Ладно, - сказал старик. - Съезжу в Сидон, поговорю с купцом Макаром. Спасибо за то, что рассказал!

- Плыви дальше с попутным ветром! - ответил моряк.

Старик, держа меня за плечо, бормотал:

- Славный будет корабль! На нем смело можно доехать до Счастливых островов. Пойдем, Элисар, домой. Проводи меня.

Я нехотя побрел домой. Как рассказать матери, что Абибаал прогнал меня? Ей ведь так нелегко было упросить его, чтобы он взял меня в ученье.

- Элисар, почему ты вернулся так рано? - спросила мать, едва мы ступили на порог.

Я остановился, не решаясь сказать.

- Ну, говори же! Что-нибудь плохое?

- Меня Абибаал выгнал вон и бросил вдогонку кусок глины.

- Что же ты наделал? - всплеснула она руками. - Вероятно, ты разбил кувшин или нагрубил хозяину? Ну не плачь, стыдно мальчику плакать!.. Почтенный путник, входи с миром. Очаг согреет тебя.

4. Я ПОМОГАЮ СТАРИКУ

Узнав о моем горе, старик сильно взволновался:

- Как же так: ты учился ремеслу, старательно работал - и вдруг хозяин без всякой причины тебя прогоняет? Здесь несправедливость и человеческая злоба.

Мать сказала:

- Может быть, еще все уладится. Я сама схожу к горшечнику, обниму его ноги, и тогда он пожалеет бедную женщину, потерявшую кормильца дома.

- Нет! - воскликнул старик. - Этот горшечник мне не нравится: у него вид откормленного индюка. Может быть, твой мальчик сумеет заняться другим делом, которое будет не хуже, чем ремесло горшечника.

- Но только чтобы он не сделался моряком, - сказала мать и ушла в угол; она молча плакала.

Старик позвал меня к себе:

- Подойди сюда, сядь передо мной; слушай и отвечай на мои вопросы.

Он опустился на скамеечку, а я, подобрав под себя ноги, сидел против него на камышовой циновке.

- Знаешь ли ты, где можно найти хорошую, чистую глину без примеси песка?

- Еще бы не знать! Ее много там, близ дороги к Ливанским горам.

- Отлично! Мог бы ты наделать глиняных плиток величиной с мою ладонь? - Он показал сморщенную кисть, покрытую волосами, и растопырил пальцы. Только плитки надо делать ровными, одинаковыми и чистыми.

- Чтобы они были одинаковы, я сперва сделаю деревянную дощечку такой величины, как тебе нужно, а потом уже буду по этой дощечке обрезать ровные глиняные плитки.

- Ты хорошо смекнул. Если ты мне будешь изготовлять такие плитки, я тебе буду за них платить столько же, сколько хотел платить горшечнику. Завтра же ты возьмешься за дело.

Я подумал: "Зачем Софэру нужны эти плитки? Не хочет ли он их обратить в золото, как, говорят, умеют это делать хохомы?*"

_______________

* Х о х о м - ученый, мудрец.

Но плитки нужны ему были для другого.

- Ты хочешь научиться читать и писать? - спросил Софэр.

- Это только ученые люди могут заниматься таким трудным делом, проговорила из угла мать. - А при нашей бедности разве мы можем учить этому наших детей!

Софэр взял прутик, насыпал золы на пол, разгладил ее и начертил мне такой знак:

- Что это тебе напоминает?

Я подумал, посмотрел справа, посмотрел слева и сказал:

- Если повернуть немного, то этот знак похож на голову быка с рогами и ушами, - и нарисовал пальцем на золе.

- Верно! Вот этот знак и есть "алеф", по-сидонски* значит "бык". Если мы этот знак напишем, то будем говорить "а". А вот этот знак похож на дом или шатер - "бет" - и произносится как "б". Ты можешь его повернуть вот так, и тогда он совсем похож на шатер, из которого идет дымок. Ведь наши деды не жили в земляных хижинах, как мы живем теперь, а кочевали с баранами по полям: то здесь расставят свои шатры, то в другом месте, где хорошая трава.

_______________

* Финикияне называли себя сидонцами или "сынами Анат" - "бени

Анат".

Мать подошла ближе и тоже внимательно смотрела, как старик рисовал на золе свои значки.

- Этот знак не напоминает ли тебе голову нашего большого друга и труженика верблюда - "гимель", голову на длинной тонкой шее? Этот значок читается как "г". А вот этот вьется, как волна, и означает "мем" - "вода" - и читается как "м".

Так Софэр стал мне показывать разные буквы, и я в первый же день выучил, как пишутся некоторые из них. Их можно складывать вместе, и тогда получаются интересные слова. Писать надо справа налево. Первое слово, которое я написал, было "ам", что значит "мать".

На другое утро, когда совсем рассвело и повсюду заблеяли козы, уходившие с пастухами в горы, я побежал к моим друзьям. Они на гумне, около мельницы, заняты были игрою в "шарики".

Все почти были в сборе: Менахем с разбитой губой, тощий Мендола, обжора Гамалиель - две редьки торчали у него за пазухой, - косой Бахья и маленький Ханания. Бахья, прищурив один глаз, целился в рассыпанные глиняные шарики; ловко сбив сразу три, он вдруг увидел меня и закричал: