Василий Ян - В орлином гнезде Старца Горы

Откуда-то донеслись нежные звуки: как будто переливы флейты и свирели и равномерные удары в бубен.

Абд ар-Рахман растянулся на коврике и вдруг услышал сдержанный стон. С удивлением он увидел, как лежащий Дуда, закрыв лицо руками, вздрагивает.

Абд ар-Рахман сел возле Дуды. По лицу его наставника текли слезы, и большие капли скатывались по рыжей бороде.

- Что с тобой, дорогой мой учитель? Что огорчило тебя?

- Не расспрашивай меня! Налетели старые воспоминания. Мир полон соблазнов, и мы должны бежать от них, а куда убежишь из этой ловушки коварного Иблиса? - И Дуда снова стал всхлипывать.

- Если нам суждено погибнуть, - ответил Абд ар-Рахман, - так, по крайней мере, последний день мы проведем с достоинством и, наверное, увидим что-либо удивительное. Я не согласен с этим правилом: "Ничему не удивляйся!" Напротив, я люблю удивляться, я хочу бродить по свету, чтобы видеть необычайное, а особенно таких людей, которые своей мудростью или смелостью вызовут мой восторг!

- Ты еще не испытал горьких разочарований, какие пришлось пережить мне за мою долгую скорбную жизнь. Поэтому ты и говоришь как беспечный юноша.

- А я бы хотел до глубокой старости прожить беспечным юношей!

Тихий разговор был прерван хриплыми звуками боевых труб, раздавшимися снаружи дома.

- Сам идет! Сам владыка Аламута направляется сюда! - послышались голоса, и все лежавшие поднялись на колени и опустились на пятки, сложив руки на животе.

Раскрылись двери, и в залу вошли сперва два воина в блестящем вооружении. Они стали по сторонам входа. За ними следовали один за другим несколько придворных. Далее шагали поэты: они отличались большими тюрбанами, концы которых свешивались на левое плечо, на поясе висели калямдары, и под мышкой они прижимали большие книги, в которых были увековечены их вдохновенные песни.

По зале пронесся все усиливающийся шорох приветствий и благопожеланий. Вошел грозный глава ассасинов и на мгновение остановился. Он угрюмо и недоверчиво посмотрел по сторонам, потом двинулся дальше. Правой рукой он опирался на высокий посох с резным набалдашником из слоновой кости, под левую руку его поддерживал великий визирь, почтительно семенивший ногами. Шаги владыки были медленны и внушительны. На бледном лице казалась особенно черной накрашенная борода. Пронизывающие глаза и нахмуренные брови делали лицо грозным.

- Да хранит вас аллах! - повторил он несколько раз и прошел к нише, где опустился в кресло.

Слуга принял от него посох и встал позади. Великий визирь опустился на колени с левой стороны, но тут же вскочил, чтобы оправить недостаточно красиво спускавшиеся складки широкой одежды своего господина. Тот, погладив бороду и сжав конец ее в кулаке, обратился ко всем бывшим в зале:

- Мои преданные друзья! Сегодняшний день я хотел бы посвятить отдыху от государственных трудов и забот, услышать радостные песни, провести время в сладостной беседе, узнать что-либо новое. Пусть красноречивые бахши сперва споют, радуя слушателей, свои лучшие газели.

Четыре поэта торопливо прошли в нишу, и заметно было, как каждый старался сесть поближе к трону. После короткого безмолвного взаимного отталкивания поэты уселись полукругом.

Каждый по очереди читал нараспев свои стихи. Владыка, вероятно, их уже не раз слышал, потому что рассеянно смотрел по сторонам и даже раза два зевнул. Когда четвертый поэт прочел последнюю свою газель, воспевавшую достоинства и величие владыки Аламута, Дуда вдруг поднялся, быстро прошел почтительными мелкими шажками к трону, поклонился до земли и, поцеловав ковер между руками, попросил разрешения прибавить свою газель к тем божественным песням, которые он сейчас слышал.

- Охотно послушаю песню моего почтенного гостя.

Дуда опустился на колени, пятым в ряду поэтов, и зажал руками свои уши, как это делают муэдзины во время молитвы на минарете. Он откинул назад голову и смотрел вверх, отчего его рыжая борода стояла торчком. Потом он запел необычайно тонким голосом, мало подходившим к его внушительному виду.

Абд ар-Рахман внимательно следил за каждым движением владыки карматов. Сперва крайнее удивление отразилось на его лице и даже испуг, когда Дуда пронзительно запел; потом у владыки открылся от изумления рот, наконец лицо осветилось милостивой улыбкой. Чем дальше, тем больше он выражал свое благоволение, одобрительно кивая головой.

Вот что пел Дуда:

Слава богу, причине всех причин,

Распорядителю дел, строителю веков,

Чье существование необходимо!

Когда великий властитель Аламута,

Да возвеличит бог помощь его!

Послал меня к себе и я предстал

Перед его пронзительным взором,

То я оробел при виде его величественной осанки.

Я умилился, взглянув на его прекрасное лицо.

И я понял тогда, что стремился к нему всю жизнь,

Не переставая искать его в моих скитаниях,

Пока это стремление не привело меня к нему.

Молва о нем сопутствовала мне на бесконечных дорогах,

И до встречи с ним я считал все слухи преувеличенными,

Но, увидев его, я убедился, что он прекраснее молвы о нем,

Пока человек не скажет слова,

До той поры его достоинства

Недостаточно заметны, точно затерялись в лесу;

Но не думай, что всякая лесная чаща необитаема,

Может быть, в ней дремлет могучий барс?

И я увидел и понял его, как муравей может понять

Величие горы; и я сказал себе:

Не обольщайся его мягкой улыбкой,

За ней скрывается могучая воля,

Перед которой преклоняются львы.

За ней скрывается проницательный ум,

Которого остерегаются и правители.

Он - море! Ныряй там, когда оно спокойно,

Но берегись его, когда оно запенится!

Волны увлекут тебя в его пучину.

Он достиг неба своей высокой мыслью,

И звезды говорили с ним о своих тайнах,

С ним, мудрейшим и прекраснейшим владыкой Аламута.

Оборвав свою песню на очень высокой ноте, Дуда склонился к ковру и оставался в таком положении, пока владыка не сделал знак своему визирю, и тот поднял Дуду.

Владыка ассасинов сказал:

- Ты понял меня, мои тяжелые труды и мои заботы о людях. И я хочу отблагодарить тебя так, как бы ты сам этого захотел.

- Твое ласковое слово - моя высшая награда! - ответил Дуда.Единственно, чего я прошу: не препятствуй нашему дальнейшему пути к лагерю великого хана татарского. Я клянусь, что каждый месяц буду посылать тебе подробные донесения обо всем значительном, что мы увидим!..

- Нет! Ты так меня очаровал, что отныне я оставляю тебя навсегда моим постоянным дворцовым лекарем... Но и твой молодой спутник все-таки должен подчиниться правилам, которые исполняют все приезжающие в Аламут. Завтра он узнает от моего визиря решение своей судьбы. А теперь я разрешаю всем собравшимся заняться сладостной отрадой, дающей забвение от всех огорчений, какие нам приносит жизнь...