Валерий Шумилов - Живлй меч или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста

Чуть позже комендант Дьеш, положив руку на плечо Шарля и смотря, как «пропагандисты» удаляются, волоча за собой свои длинные пики, сказал в задумчивости сам себе: «Надо же: «Революционная пропаганда» сцепилась с «Революционной армией». И Шнейдера в городе нет, и комиссаров Конвента. Не к добру это. Ну что же, мальчик, пойдем…»

И вот с этого времени уже несколько часов подряд Шарль бездумно прогуливался по приемной зале конфискованного особняка. Несмотря на усталость, сон не шел, и мальчику не терпелось узнать, каким будет продолжение игры , в которую его вовлекли помимо его воли.

И вот когда он, в который уже раз, рассматривал хорошо знакомый ему римский бюст, Шарль Эммануэль вдруг почувствовал, что, кажется, дождался своего « продолжения ». Из караульной как будто повеяло холодом, словно морозный зимний воздух ворвался сюда с улицы (чего не могло быть в плотно закрытом помещении, по-видимому, ледяная дрожь, пробежавшая по телу, была вызвана вырвавшимся нервным напряжением), и в залу медленным размеренным шагом автомата вошел высокий стройный молодой человек в просторном дорожном плаще, в круглой надвинутой на глаза шляпе в сопровождении свиты шедших за ним на почтительном отдалении жандармов.

Вошедший представитель остановился на мгновение посреди залы и, похоже, окинул ее глазами, не удосуживаясь, однако, даже повернуть головы, чтобы взглянуть на сидевших и лежащих чуть ли не у самых его ног арестованных. Шарлю, который, открыв рот, смотрел на происходящее, показалось, что боковой взгляд комиссара на миг задержался на нем самом. А затем молодой человек, не сделав ни одного жеста и не сказав ни одного слова, все такой же странной походкой то ли автомата, то ли замерзшего на морозе человека (на улице, впрочем, действительно была зима) проследовал из «арестной залы» дальше вглубь особняка, где находился штаб коменданта города.

– Сен-Жюст… Сен-Жюст… прибыл Сен-Жюст, – пронеслось по притихшей и подобравшейся было зале, а затем наступила совсем уж подавленная тишина.

Шарль провел ладонью по лбу, как он всегда делал в минуты задумчивости. А затем, повернувшись к бюсту великого римлянина , который только что рассматривал, провел пальцами и по белому мраморному лбу. Ему пришло в голову, что представитель Сен-Жюст, от которого зависела его судьба, и учитель Шнейдер чем-то похожи на эти статуи – такие мраморные и холодные. Потом мысли спутались, стал накатывать сон, и Шарль в полусне ощутил, как на его плечо вновь легла чья-то тяжелая рука.

– Пойдем, мальчик. Он хочет допросить тебя… первого… – довольно сухо выговорил комендант. – Постарайся Ему понравиться, – добавил Дьеш, когда они, пройдя длинными коридорами, остановились у широкой двери, охраняемой рослым гвардейцем.

Входя в комнату, Шарль Эммануэль почувствовал, как у него подгибаются колени. Сердце билось, как бешеное, он вдруг впервые за весь вечер и за всю ночь, проведенную в арестном помещении, по-настоящему испугался.

На вошедшего в помещение мальчика (Дьеш остался снаружи) никто не обратил внимания. Народный представитель Сен-Жюст, от которого зависела жизнь и судьба Шарля, встретил его, повернувшись к нему спиной. Стоя неподвижно перед каминным зеркалом, висевшим между двумя высокими подставками со свечами, комиссар совершал руками плавные вращательные движения вокруг шеи, завязывая невероятных размеров галстук [16] [16] В это время уже ходили слухи, что знаменитый галстук с бантом Сен-Жюста, преувеличенно высокий и объемный, который вошел в моду позже в эпоху Директории, был его собственным изобретением. . Кроме этих движений рук, его фигура оставалась совершенно неподвижной, зато тень, отбрасываемая трепещущими сальными свечами, колебалась и дрожала на черной стене.

Это было первым, что заметил вошедший Шарль. А затем он услышал голос Сен-Жюста. Бесстрастным, лишенным каких-либо интонаций тоном комиссар диктовал очередные постановления и предписания революционным властям города и департамента, по-видимому, импровизированные им тут же, на ходу. Секретарь, сидевший за большим письменным столом слева от зеркала, и еще один молодой человек, как потом понял Шарль, коллега Сен-Жюста, расположившийся за другим столом справа, едва поспевали за быстрой, почти грубой диктовкой. Еще один секретарь-посыльный, по мере того как постановления записывались, подхватывал со стола исписанный листок и относил в соседнюю комнату, где, как смог разглядеть Шарль, сидел третий секретарь, переводивший их с французского на немецкий…

Перед комиссаром согнувшейся статуей застыл невысокий плотный человечек в форме армейского жандарма с дрожащими вытянутыми вдоль корпуса руками и опущенными к полу часто моргающими глазами.

– Итак, гражданин Меригье, ты просишь разрешения покинуть нашу славную Рейнскую армию в такой опасный для нее момент лишь по той простой причине, что беспокойство о твоем сорокатысячном состоянии призывает тебя неотложно домой в Пуатье?… Солдатский паек для тебя и фуражу для твоей лошади?

– Так точно, гражданин комиссар, вы же не хотите, чтобы я остался нищим… – здесь маленький человечек замолк и, казалось, согнулся еще ниже.

– Жандарм Меригье, смирно!

Резкие слова команды, произнесенные совершенно монотонным голосом, поразили наблюдавшего эту сцену Шарля. Сен-Жюст даже не повернулся к Меригье. Он продолжал так же бесстрастно:

– Постановление. Выслушав объяснения жандарма Жака Меригье и считая его трусом, отдающим предпочтение своим личным интересам перед интересами погибающего отечества, мы постановили: разжаловать означенного бывшего жандарма на одной из площадей города Страсбурга, а затем отправить его в Миркурскую тюрьму, где и держать его вплоть до заключения мира. Постановление о своем разжаловании гражданин Меригье вручит начальнику тюрьмы лично. Ты можешь идти, гражданин…

Ошеломленный жандарм пытался еще что-то сказать, но два гвардейца, подхватив его под руки, потащили к двери мимо изумленного Шарля, которому пришлось слегка посторониться.

Сен-Жюст, между тем так и не удосужившийся обернуться, чтобы хотя бы один раз взглянуть на арестованного им человека, которого он только что объявил трусом, уже забыл о Меригье, диктуя секретарю следующий документ [17] [17] Компиляция документов первой военной миссии Сен-Жюста октября-декабря 1793 г. :

– …Членам народного общества Страсбурга. Мы убеждены, что существовал заговор, целью которого было сдать ваш город. Нам сообщили, что два миллиона золотом находились в руках администрации департамента. Когда мы прибыли сюда, в городе отсутствовало какое-либо управление; бедный люд стонал под гнетом аристократов и богачей, которые вызывали обесценение денег и занимались скупкой продовольствия в ущерб неимущим. Мы сместили во имя общественного спасения установленные власти, а вы в своем письме требуете от нас их возвращения; вы указываете нам на их административные способности; но вы ничего не говорите нам об их революционных добродетелях и об их героической преданности свободе. Братья и друзья, жалеть надо отечество, врага нужно преследовать. Мы обязаны вам дружбой, не требуйте от нас проявления слабости. Не возвращение ваших равнодушных магистратов должно вас заботить, а изгнание врага, который опустошает наши земли, и разоблачение заговорщиков, скрывающихся под разными личинами. Привет и братство…