Валерий Шумилов - Живлй меч или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста

Состояние обеих армий было еще хуже, чем казалось из столицы и даже из прифронтового Страсбурга. Свою миссию Сен-Жюст начал с того, что в течение двух дней верхом объездил позиции Рейнской армии (занимавшей более протяженный фронт, чем Мозельская), с налета понял, что ключевым пунктом к Страсбургу и к департаменту Верхний Рейн является Саверн, расположенный у перевала через горную цепь Бьема, но уяснил себе также то, что в данный момент республиканские войска фактически недееспособны.

Вместо ста тысяч солдат армия Пишегрю не насчитывала и половины, но даже оставшимся не хватало ружей и пороха. Кроме сапог не меньше трети волонтеров нуждалось в обмундировании. Несмотря на позднюю осень, за неимением палаток и походных кроватей солдаты спали на голой земле. Число заболевших быстро росло. Их вместе с ранеными развозили по госпиталям, где они, предоставленные сами себе, умирали на больничных койках, лишенные всякой медицинской помощи. Интенданты, сговорившись со старшими офицерами и при полном одобрении вошедших в долю местных властей, почти ничего не оставляли для войск: ни провизии, ни медикаментов, ни фуража.

От бескормицы пала уже значительная часть армейских лошадей, за ними были готовы последовать и люди: Сен-Жюсту рассказывали, что целые батальоны Рейнской армии побирались на рыночных площадях! Офицеров (вместе с дисциплиной!) не было видно вовсе: младшие, не отличаясь из-за своих лохмотьев, в которые превратились их мундиры, от своих подчиненных, побирались вместе с солдатами; старшие, которых солдаты открыто обвиняли в измене, бросив свои части, не вылезали из публичных домов и театров.

При таком раскладе дел количество дезертиров стремительно перекрывало число боевых потерь. Они толпами бродили по окрестностям, постепенно превращаясь в шайки грабителей. Удивительно, что войска вообще еще не разбежались, но было ясно, что более-менее сильного наступления они не выдержат. Пока французам помогал сам противник: австрийский командующий Вурмзер все никак не мог выработать совместный план действий с прусским полководцем Брауншвейгом.

Разительный контраст с ордой оборванцев, называвших себя Рейнской армией, представлял собой Страсбург. Он нисколько не напоминал прифронтовой город: множество богато одетых горожан прогуливались мимо сверкающих витрин магазинов, театры и другие увеселительные заведения зазывали прохожих, под ручку с дамами прохаживались офицеры, которые должны были находиться в своих частях, по улицам катили богатые экипажи с лакеями на запятках. Но на провиантских складах, куда заглянул комиссар и где должны были быть собраны значительные запасы на случай возможной (и очень вероятной!) осады города, было, как и в армии, – пусто.

Заледеневший от негодования, Сен-Жюст направился прямиком в мэрию, когда на него вдруг налетел какой-то запыхавшийся военный, по-видимому, только что прибывший в Страсбург:

– Господин, вы не скажете, как мне пройти к театру?

– Гражданин, ты арестован! – представившись, Сен-Жюст вытянул свою руку и ударил ошеломленного капитана по плечу. – За то, что ты покинул свою часть перед лицом наступающего врага, этот вечер (и не только он один!) ты проведешь не в театре, а в тюрьме!

Через час вызванный для объяснений столь плачевного положения дел в столице Эльзаса страсбургский муниципалитет доложил, что, несмотря на самые решительные действия местного революционного прокурора Шнейдера, без устали колесившего по округе с передвижной гильотиной, частичные реквизиции и аресты подозрительных, выправить положение с продовольствием пока не удалось.

– Только с продовольствием? – ледяным голосом спросил комиссар. И добавил: – А также с дровами на зиму, без которых город замерзнет. А также с подозрительными, которых у вас тысячи, а вы арестовали только двоих. Город переполнен эмигрантами, это видно невооруженным глазом. Белые кокарды передают из рук в руки чуть ли не на ваших глазах, мэр Моне, ваши, как вы говорите, «лучшие патриоты» Страсбурга явно ждут австрийцев, а вы только грозите им пальцем и отделываетесь частичными реквизициями, вместо того чтобы спасать отечество всеми силами! Вам напомнить судьбу вашего предшественника Дитриха? [5] [5] Воодушевивший Ружа де Лиля на создание «Боевой песни Рейнской армии» – «Марсельезы», мэр Страсбурга Дитрих был осужден и казнен осенью 1793 г. как жирондист.

Гневно махнув рукой, Сен-Жюст отпустил чиновников.

Чуть позже он вообще велел арестовать весь муниципалитет Страсбурга, страсбургского дистрикта, а заодно сместил и все административные власти департамента Нижний Рейн. Еще через несколько дней была смещена администрация соседнего департамента Мерт, недостаточно энергично проводившая реквизиции. Смещенные власти замещались временными комиссиями из «назначенных надежных патриотов».

Сен-Жюст не колебался. Принятая по его предложению Национальным собранием «временная революционная конституция Франции» наделяла любого представителя Конвента в миссии диктаторскими полномочиями, и настало время воспользоваться собственным законом. Единственной помехой ему могли стать другие лишние представители народа, находившиеся здесь же, но они не смели с ним спорить, – ни Мило, ни Малларме, ни Субрани, ни другие (вскоре по требованию Сен-Жюста они были отозваны в Париж), – он был не только депутатом, но и членом правительственного Комитета, отвечавшим вместе с Карно за военное положение Республики.

Решительные действия требовали беспрекословного повиновения властей. Именно этим, а не заменой якобы недостаточно исполнительных революционных чиновников на других более исполнительных, и диктовалась смена департаментской администрации. Назначенцы , сменившие выборных чиновников, должны были повиноваться только Сен-Жюсту (опасный путь, по которому вскоре пойдет и Робеспьер в столице не без его подсказки!).

Смущенные арестом недавно выбранных уже республиканизированным населением революционных властей, страсбургские якобинцы попытались заступиться за своих избранников. Ответ Сен-Жюста был ужасен: «Мы здесь не для того, чтобы брататься с властями, а чтобы судить их!» И прибавил: «Мы будем карать не только виновных, но и равнодушных. Все чиновники, заподозренные в злоупотреблении своим положением или не сделавшие того, что должны были сделать, будут расстреляны».

Комиссар Рейнской армии, в одночасье присвоивший себе высшую военную и гражданскую власть, подкрепил эти слова делом, приказав расстрелять помощника генерального директора военного интендантства Жана Каблеса и еще нескольких интендантов. Срочно были составлены списки всех подозрительных, всех бывших дворян, священников и королевских чиновников, вслед за которыми начались многочисленные домашние обыски и аресты. Заработала и гильотина, пищу для которой стали обильно давать организованные Сен-Жюстом в Страсбурге и других городах революционные комиссии.