ДЕНИС АБСЕНТИС - СРЕДНЕВЕКОВАЯ ЕВРОПА. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

... В теме мытья вы тут не слабо нафлудили, пока меня не было :-). И в не малой мере усилиями самолично явившегося Успокоителя. Ну что ж, он заслужил поощрения за такую старательность ;-). Отвечу на его хм... вопрос, как и обещал: «И наконец самый главный вопрос: Из какого исторического источника (а не анекдота) ты выдрал утверждение о том, что Изабелла мылась всего два раза в жизни. То что Изабелла дала обет не мыться до тех пор пока Гранада не будет взята — это я знаю. Если она дала обет не мыться временно, значит до этого она мылась. Кроме того Гранада была взята, Изабелла жила еще долго — откуда дровишки, Денис? Советской фантастики Стругацких перечитал? Травки забористой перекурил? Что?» Успокоитель Я очень люблю критику. Даже такую, написанную по мотивам слышанного звона. Ибо без нее иногда не обращаешь внимание на некоторые заслуживающие внимания своей наглядностью вещи. Без Успокоителя я бы и не углубился в вопрос мытья Изабеллы. Ну не мылась, и что? Мало, что ли, тогда было таких в христианской Европе? Но, как выясняется, ее заявление — это не просто случайные слова частного лица. Это — продуманная политическая декларация Истинных Христианских Ценностей™. Отмечу сначала, что Успокоитель старательно перепутал все, что только мог. Казалось бы, общеизвестно, что «Изабеллин обет», затянувшийся на три года, состоял в том, чтобы не снимать рубашку, и мытье здесь вообще не при чем. Мылась или не мылась эта Изабелла-с-грязной-рубашкой в свободное от обетов время, или только сорочки меняла раз в три года — история умалчивает. Посему ценность дальнейшего силлогизма «Если она дала обет не мыться временно, значит до этого она мылась» равна нулю, ибо он основан на ложных предпосылках. Дело в том, что известных чистюль — Изабелл было две. Одна, королева Изабелла Кастильская, клялась, что вода касалось ее только два раза в жизни — при рождении, когда она крестилась, и перед свадьбой. А другая, инфанта Изабелла Клара Евгения, дочь католика-фанатика Филиппа II, давала обет не снимать рубашку, пока не будет взята — нет, не Гранада, конечно — речь идет об Остенде. А та Изабелла-два-раза-ванна к тому времени уж ровно сто лет, как отправилась к Господу (сочувствую ему). Тут ведь, казалось бы, и искать ничего не нужно — это все даже в Брокгаузе есть: « Изабеллин цвет — серо-желтый, назван по имени испанской принцессы Изабеллы, дочери Филиппа II, супруги австрийского эрцгерцога Альбрехта, которая во время осады последним Остенде (1601) дала обет не менять рубашки до тех пор, пока крепость не будет взята. Но так как осада длилась три года (до 1604 г.), то рубашка получила цвет, называемый ныне Изабеллин цвет. » (Словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона)

Этот обет, растянувшийся на 3 года, был запечатлен также и в истории искусств — художник Гвидо Рени назвал «цветом Изабеллы» особый желто-коричневый оттенок в своей палитре. Что же до королевы Изабеллы Кастильской, жены Фердинанда Арагонского, то интересен не сам факт ее клятвы — это в любой школе проходят — а то, почему она именно похвалялась (The Discovery of Personal Hygiene Sam Vaknin, Ph.D.) своей нечистоплотностью, почему гордилась этим. Не «между делом случайно упомянула», а акцентировала на этом внимание. Похоже, никто этого не замечает. Пресловутая слава «европейских грязнуль» скрыла собой существенный подтекст этой декларации. А вот я даже готов допустить, что реальная Изабелла на самом деле мылась за свою жизнь гораздо чаще. Может даже пять раз. А, может, и десять раз, в глубокой тайне (хм.. или это уже совсем неправдоподобно?;). Но вынуждена была сказать свою сакраментальную фразу исключительно из политических и идеологических соображений. Ярлык «немоющаяся и темная средневековая Европа» не верен, как, собственно, и любой ярлык. Ибо говорящие так обычно забывают, что это определение подходит только для христианской Европы. Но не вся Европа и не всегда была христианской. Было место в Европе, где бани получили еще более широкое распространение, чем при римлянах. Уже почти 500 лет не существует страна Аль-Андалус, название которой переняла историческая область на юге Испании — современная Андалусия. В IХ—ХII веках Андалусия была одной из самых развитых стран Евразии. Ее столица Кордова соперничала с Багдадом пышностью архитектуры, изысканностью придворных и непридворных поэтов, искусством музыкантов, славившихся далеко за пределами Испании. Кордова была большим, богатым городом, средоточием мавританской культуры, науки и искусств. Город этот существовал еще во времена финикийской цивилизации, а в период римского господства был известен под названием "Кордуба". Его жители участвовали в походе Ганнибала на Рим, в войнах Вириата, Сертория, Помпея и Юлия Цезаря, здесь родились великие римляне — философ Сенека и поэт Лукиан. В Кордове, Гранаде, Севилье существовали богатейшие библиотеки, открывавшие широкие возможности для научных занятий. Здесь хранились трактаты по математике, химии, медицине, бывшие для своего времени “последним словом” в каждой из этих наук; отсюда они в средние века в латинских переводах распространялись по Европе, где некоторые ученые мужи, сведущие в науках явных и тайных, такие, как Роджер Бекон, настаивали на том, что пора включить арабский в число изучаемых языков наряду с латинским и греческим. Но христианские фанатики придерживались другого взгляда — в 1499 году в Гранаде испанский кардинал и Великий Инквизитор Франсиско Хименес объявит арабский «языком еретическим и презираемым» и сожжет более 80 000 томов из этих библиотек. Позже именно он даст указ начать разрушать бани. Хотя окончательное решение вопроса затянется и ляжет на плечи уже Филиппа II (отца Изабеллы-в-грязной-рубашке).

«Вода — это зло». Вот этот политический слоган и должен был провести демаркационную линию между своим (христианином) и врагом (мусульманином, иудеем). Вода, как лакмусовая бумажка, должна была выявить врагов-хамелеонов, принявших — якобы — христианство (морисков, маранов), а в тайне соблюдающих предписания своих религий — священные омовения. Любая религия стремится отделиться от другой при помощи внешних обрядов. Отрицание необходимости мытья пропагандировалось христианскими священниками издавна — в противовес иудеям и язычникам. Теология — это для избранных, народу же нужны наглядные и понятные образы. Не моется — христианин, моется — враг. Просто и доходчиво. Ранним христианам, вылезшим из-под земли, из темных катакомб, такой подход был близок и понятен. Собственно, и само название «христиане» изначально звучало как «вонючки» [8]. Но тогда он хотя бы мазями натирались. Потом стали пахнуть «естественно». Эта концепция тысячу лет уже работала, со времен отца церкви Св. Иеронима, который отвергал всякую гигиену, даже простое умывание, ибо, как учил этот святой, после обряда крещения ни в каких других омовениях уже нет ни малейшей нужды. Святой Бенедикт подтверждал, что мыться нужно как можно реже. Святой Франциск Ассизский рассматривал немытое тело, как особую форму благочестия. Так и повелось. Ничего нового Изабелле с Фердинандом изобретать не пришлось. Вот тут-то фанатичная католичка Изабелла (на Западе так зачастую и называемая Isabel the Catholic) и высказала свое кредо истинного христианина: «я купалась только два раза в жизни». А кто не так — тот плохой христианин. С этих пор «Для мавров купание, как предполагали, было презумпцией доказательства измены...» (Crow, J. (1963) Spain: the root and the flower. University of California Press, p.19), а фраза «обвиняемый, как известно, принимал ванны ... является обычной в отчетах Инквизиции» ( Crow , p .149 , см также Frank Graziano , Oxford University Press US, 2004, Wounds of Love ). Купание стало трактоваться, как инструмент дьявола для обольщения христиан. После завершения реконкисты католикам оставалось только разрушить бани и запретить мыться. Тех же, кто мыться в тайне продолжал, ждала знаменитая испанская Инквизиция. Дискурс прост. В Испании должны жить только христиане. Остальные должны либо сбежать, либо умереть. «Христианство или смерть», или выразим ту же мысль по-другому, «баня или жизнь». Надо отметить действенность такого метода, ибо простые люди, не фанатики (обязанные мыться не только по желанию, но и по религиозным ритуалам иудеев и мусульман), предпочитали сменить веру и не мыться, но остаться в живых. Сложнее оказалось даже запретить корриду, чем мытье, как отмечал Дж. Хей: «Бой быков не всегда пользовался королевской поддержкой. Изабелла Католическая охотно упразднила бы и купание, и бой быков вместе. Но испанцы, которые охотно бросили омываться, крепко держались за своих быков, и энергичная королева сдалась». Тем более легко дался отказ от мытья по той простой причине, что и мыться-то стало просто негде — все бани христиане разрушили. Только сейчас, полтысячелетия спустя, их начали восстанавливать [9]. Я уже как-то замечал, что Ницше писал по этому поводу в «Антихристе»: «Тело здесь презирается, гигиена отвергается как чувственность; церковь отвращается даже от чистоплотности (первым мероприятием христиан после изгнания мавров было закрытие общественных бань, каковых только в Кордове насчитывалось до двухсот семидесяти)». Так вот — Ницше сильно ошибся с количеством разрушенных бань. Число их только в одной Кордове приближалось к 4000. Мне кажется, что дело тут вот в чем: даже если Ницше и видел подобные цифры, то он просто не смог бы в них поверить — они бы показались ему слишком фантастическими. И он бы подумал, что приписан лишний ноль. Для воспитанного в христианской Европе философа на рубеже 20-го века, когда в Берлине только-только появилось 200 бань, поверить в то, что 500 лет назад в какой-то Кордове их могло быть в 20 раз больше — нереально, даже при всей ненависти Ницше к христианству. Но это я так, в виде неподтвержденной догадки. Вернемся в Испанию. Итак, большинство испанцев перестало мыться под угрозой инквизиции и смерти. Те, кто в тайне продолжал мыться, католиками педантично уничтожались. И здесь уже было все равно — действительно ли ты тайный иудей или мусульманин, или добропорядочный христианин, но почему-то моющийся (если такие еще были, конечно) — добро пожаловать на аутодафе или галеры. Результат — испанцы мыться разучились. И сохранили эту традицию на многие века. Тот же Дж. Хей так и объясняет сохранившуюся (на конец 19-го века) нелюбовь испанцев к мытью: «Ненависть к мытью уходит своими корнями в те самые столетия войн с маврами. Язычники мылись ежедневно; поэтому христианин не должен. Монахи, которые были слишком ленивы для того, чтобы купаться, учили своих последователей быть грязными в соответствии с их предписаниями и примером. Вода никогда не должна была применяться внешне, кроме как при крещении... Так, когда чистоплотные неверующие были изгнаны из Гранады, набожный и гидрофобный кардинал Хименес(Ximenez) убедил католических суверенов разрушить внушающие отвращение бани, которые они там оставили. И до самого недавнего времени в испанском понятии безнравственность и купание оставались синонимами. John Hay. Castilian Days. 1875 (http://infomotions.com/etexts/gutenberg/dirs/etext05/cdays10.htm)