Габриэль Городецкий - Роковой самообман

«Англия не только выжила, но и усилилась по сравнению с тем, что было сразу после разгрома Франции. Германские планы вторжения в Великобританию сорвались, по крайней мере, на этот год… Таким образом, в "битве за Англию" Гитлер, подобно Наполеону 135 лет назад, потерпел неудачу, первую серьезную неудачу в этой войне, все последствия которой сейчас еще трудно определить… судя по имеющейся здесь информации».

Майский заходил еще дальше, предполагая, что в результате трудного и длительного процесса Англия может даже выйти победительницей {331} 331 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 15. Д. 157. Л. 67–68. Майский — НКИД, 3 нояб. 1940. См. также дискуссию по оценке стойкости Англии на с. 78–79. . В поезде на пути в Берлин Молотова догнала телеграмма Сталина, подтверждавшая инструкцию не затрагивать никаких вопросов относительно Британской империи {332} 332 АП РФ. Копия рукописных заметок Молотова, 9 нояб.; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 338. Д. 2314. Л. 2. Сталин — Молотову, 11 нояб. 1940. . Позднее в Берлине Молотов намеренно распространял мнение Майского о том, что Черчилль, в отличие от французского правительства, пользуется поддержкой в стране и империи и поэтому его позиция «довольно крепка». Сталин не ожидал драматического изменения ситуации даже в случае, если греческие острова попадут в руки немцев {333} 333 АВП РФ. Ф. 084. Оп. 22. П. 132. Д. 5. Л. 18–25. Деканозов о встрече с Ризо-Ранхабе, греческим послом в Германии, 14 янв. 1941. . Кроме того, Майский, по-видимому, имевший некоторое представление о решении Галифакса пойти на обострение отношений, если конференция приведет к «соглашению… о совместном давлении на Турцию», обратился к Молотову во время его пребывания в Берлине с предостережением о последствиях военного решения {334} 334 CAB. 65/10. 288(40)3. 13 нояб. 1940; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 325. Д. 2237. Л. 117–119. Майский — НКИД, 15 нояб. 1940. . Советские военные эксперты в Англии, однако, предупреждали Сталина, что Англия несет существенные потери от германских бомбежек и «промышленность и крупные финансисты стоят за компромиссный мир». Тем не менее они не ожидали окончательного кризиса весной — еще одна причина для русских подождать развития событий, прежде чем начинать переговоры {335} 335 Quai d'Orsay Archives. 834/Z/312/1. P. 29–31. Меморандум Неманова о встрече с Богомоловым, 4 дек. 1940. .

Усиление сопротивления Англии, уменьшавшее возможность компромиссного мира, присутствовало как постоянный фактор в изощренной дипломатии Сталина {336} 336 Gorodetsky G. Cripps' Mission to Moscow. P. 24–31; FO. 371. 24841. N5808/30/38, N5840/5/38. Телеграммы Криппса, 14 и 17 июня 1940; Бумаги Криппса. Письмо к дочери Диане, 18 сент. 1940. . Фактически Сталин, как заметил Криппс, старался вести «две игры… одну с помощью Молотова, другую с помощью Вышинского [заместителя наркома иностранных дел]!» {337} 337 Неопубликованная рукопись П.Ханака «Implications of the Soviet-German Pacts». В августе 1940 г. Молотов даже предлагал пакт о ненападении с Англией по образцу пакта Молотова — Риббентропа. Контрпредложения Криппса месяц спустя были отклонены не столько из-за ожиданий Сталина, что переговоры Молотова в Берлине «укрепят связи между СССР и нацистской Германией», сколько из-за угрозы, неминуемо возникавшей для Советского Союза при посягательствах немцев на Балканы {338} 338 Бумаги Криппса. Письмо к Натчболл-Хьюджсену, британскому послу в Анкаре, 23 окт. 1940. .

Таким образом, контроль над Проливами оставался краеугольным камнем советской стратегии. Следовало как воспрепятствовать вторжению немцев в бассейн Черного моря, так и помешать Турции стать английской пешкой, когда дело дойдет до конфликта. Чем ближе война подступала к Балканам, тем нерешительнее становилась турецкая внешняя политика. Стремясь избежать судьбы Польши и Румынии, турки строго придерживались нейтралитета, поддерживая баланс страха между главными силами. Германия, Советский Союз, Италия и Англия тщетно пытались заставить их определиться. Дымовая завеса сохранялась, пока ни одна из действующих сторон не получила превосходства на суше и на море в данном регионе. Обеспечение хрупкого равновесия требовало большого дипломатического искусства: улучшение позиций одной из сторон приводило к заигрыванию турок с другой.

С начала войны Турция стояла перед реальной опасностью возможного распространения пакта Молотова — Риббентропа на юг. После Венского решения, и особенно после объявления Италией войны Греции и ползучего проникновения немцев в Болгарию, турецкое правительство пыталось вбить клин между немцами и русскими, играя на угрозе, которую каждая из сторон представляла для Проливов. В то же время пакт с Англией откладывался, пока не созреет необходимость фактора сдерживания для упреждающего удара русских.

Ни турки, ни русские не могли спокойно смотреть, как Германия становится «черноморской державой». И те, и другие боялись, что Германия захватит Проливы и получит власть над Венгрией, Румынией и Болгарией, а Италия создаст Великую Албанию, которая поглотит Югославию и Грецию. В итоге советский флот оказался бы заперт в Черном море {339} 339 АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 328. Д. 2253. Л. 153. Иванов (Париж) — НКИД, 7 окт. 1940; П. 319. Д. 2192. Л. 240–241. Лаврентьев — НКИД о встрече с Танриером (турецким посланником в Бухаресте), 10 окт. 1940. . Немцы, однако, умело подогревали взаимные турецко-советские подозрения. Публикация в «Известиях» попавших к немцам документов о планах Союзников бомбить Баку ввергла Анкару в панику, так как в документах подразумевалось молчаливое одобрение этих планов Турцией. Саракоглу тщетно старался внушить Молотову, что его правительство было против подобной операции {340} 340 Там же. П. 314. Д. 2162. Л. 47–50. Терентьев — НКИД, 6 июля 1940. См. также о дипломатических усилиях в этом направлении: Там же. Ф. 0125. Оп. 24. П. 118. Д. 5. Л. 63–66. Протокол встречи Лаврентьева с Танриером, 19 июля 1940. . Актая видели в Москве «подавленным и нервным»; несмотря на попытки «сохранять хладнокровие, глаза его выдавали тревогу» {341} 341 Assarasson V. I skuggan av Stalin. S. 37–38. . Молотов, с которым тот встретился перед отъездом в Анкару для консультаций, остался убежден в осведомленности турок относительно англофранцузских замыслов. Он допрашивал Актая по поводу того, что тот, по слухам, наводил справки о слабых местах советской системы пожарной безопасности в Баку у Стейнхардта, американского посла {342} 342 АВП РФ. Ф. 06. On. 2. П. 2. Д. 15. Л. 34–37; Ф. 059. Оп. 1. П. 315. Д. 2165. Л. 13–18. Протоколы встреч Молотова с Актаем, 9 и 13 авг. 1940. .

Успех Королевских военно-воздушных сил в Битве за Англию временно ослабил напряженность в Анкаре; еще больше — германское третейское решение по Добрудже, блокировавшее на тот момент продвижение советских войск к Проливам {343} 343 Там же. Ф. 059. Оп. 1. П. 314. Д. 2162. Л. 169–171. Телеграмма Виноградова Молотову о встрече с Саракоглу, 4 сент. 1940. . Но возможность изменения режима Проливов русскими в одностороннем порядке в ответ на это решение нельзя было исключить {344} 344 Там же. Ф. 0125. Оп. 24. П. 118. Д. 5. Л. 131–138. Протокол встречи Лаврентьева с Фабрициусом, 13 сент. 1940. . Накануне берлинской конференции русские предпочли оставить вопрос о Проливах открытым, пока не узнают намерения Гитлера. В качестве фактора сдерживания они, несомненно, хотели произвести впечатление, будто применят силу в том случае, если немцы попытаются завладеть Проливами. Однако с равным успехом, внушал Шуленбург Сталину, в Берлине могло быть достигнуто соглашение по Проливам, выгодное для Советского Союза. Шуленбург считал, что революционное мировоззрение сменилось у Сталина «национальным советизмом… велящим хватать все, что можно, пока не поздно». В этом контексте он находил законным требование пересмотра режима Проливов. Шуленбург выражал надежду, что Советский Союз сможет удовлетворить свои стремления в сотрудничестве с Германией, а не с Англией. Россия не может «всегда оставаться запертой, как в мышеловке». Он отвергал предположения своих критиков, будто Сталин желает «захватить Константинополь и таким образом осуществить давнюю мечту русских царей о завоевании Византии и водружении православного креста на Айя-Софии». Все, чего хочет Сталин, — это «получить для Советского Союза свободный проход через Проливы и сделать Черное море русским морем». «Фюрер, — заявлял он, — вряд ли является Фридрихом Барбароссой», и поход к Константинополю ничего ему не даст. Он рассчитывал, что Гитлер будет стремиться сохранить мир на Балканах. Турок ждало «весьма неприятное пробуждение», когда они услышали, как Гитлер грозил: «Эти грязные свиньи еще дорого заплатят» {345} 345 АМВнР. Д. 40. П. 34. Оп. 1ш. Поп. 272. Л. 207–208. Стаменов — МИД, 20 окт. 1940; ПДА МВР. Ф. 316. Оп. 1. А. е. 273. Л. 77. Попов — Драганову, 17 и 21 окт. 1940; UD: s Arkiv 1920 ARS. HP/517/LXIX, HP/516/LXVIII. Ассарассон — МИД, 10 июля и 21 окт. 1940. . Папен, германский посол в Анкаре и бывший канцлер, в самом деле ожидал, что к концу октября советское и германское правительства «совместно приступят к демилитаризации Проливов и интернационализируют Стамбул» {346} 346 FO. 371. 25015. R7626/242/37, R8117/242/37. Криппс — ФО, 30 окт. 1940. . С приближением дня конференции турки потеряли покой, особенно после вторжения Италии в Грецию. Страх перед войной вызвал различные меры, в том числе затемнение в Измире квартир с видом на Эгейское море {347} 347 АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 314. Д. 2163. Л. 126–128. Виноградов — НКИД, 21 нояб. 1940. . В то же время Актай в Москве продолжал раздувать германскую угрозу Проливам, предупреждая, что «Болгария готова стать орудием какой-нибудь иностранной державы» {348} 348 Там же. П. 315. Д. 2165. Л. 70–72. Вышинский — Виноградову о встрече с Актаем, 4 нояб. 1940. .