Игорь Фроянов - Грозная опричнина

2) «А впредь бы митрополиту и архиепископом, и епископом, и монастырем держати свои старые слободы по старине, а судьи о всяких делех по прежнем грамотам». Тут уже все в пользу церкви — полное сохранение старых слобод и старых тарханов.

3) «А новых бы слобод не ставити и дворов новых в старых слободах не прибавляти, разве от отца детем, или от тестя зять, или от брата братия отделяются и ставят свои дворы». Но это на будущее — запрет создания новых слобод. Конечно, церковных иерархов это вряд ли радовало, но зато не влекло ни к каким ограничениям уже имеющихся городских льгот.

4) «А в которых старых слободах дворы опустеют, и в те дворы звати сельских людей пашенных и непашенных по старине, как преж сего бывало, а отказывати тех людей на срок о Юрьеве дни осеннем по государеву указу по старине же». Опять рекомендация отнюдь не ограничительного свойства в отношении «старых слобод» — обеспечение их законного людского «воспроизводства».

5) «А с посаду впредь градских людей в слободы не называть и не принимати, разве казаков нетяглых людей. А которые християне митрополичьи или архипископльи и епископльи похотят из слобод итти на посад или в села жити, и тем людем ити вольно на тот же срок». Постановления, явно направленные в защиту интересов черных посадских людей, поскольку, с одной стороны, оберегали черные миры от «переманивания» посажан в белые слободы. А с другой — открывали даже «старым» беломестцам широкие и «законные» возможности выхода из феодальной зависимости от церкви на посад. Значит, именно в данном вопросе требования посадских людей были настолько решительными, что не считаться с ними было уже невозможно» {1651} .

Свою задачу мы видим не в том, чтобы вслед за упомянутыми исследователями «разложить» сентябрьский 1550 года «приговор» на содержательные составляющие элементы. Это сделано ими достаточно хорошо и основательно. Для нас сейчас важнее оценить «приговор» со стороны религиозно-политической борьбы, развернувшейся в верхах русского общества середины XVI века. И здесь весьма существенным является тот факт, что «приговор» о слободах состоялся в обстановке подготовительных мер к секуляризации церковно-монастырского землевладения, предпринимаемых правительством Сильвестра — Адашева {1652} , что этот приговор вырабатывался на фоне «того радикализма в отношении ограничения церковных имуществ, который столь явственно дает о себе знать во всей правительственной политике после 1549 г. и особенно в канун Стоглавого собора» {1653} .

Не менее значимо и то обстоятельство, что встреча и разговор митрополита с царем о слободах имели место уже после включения в Судебник 1550 года статей о церковно-монастырских слободах, к чему привлек внимание Н. Е. Носов {1654} . Им же высказана догадка, согласно которой встреча и беседа Макария с Иваном, завершившаяся принятием «приговора» о монастырских слободах, состоялась по ходатайству первосвятителя {1655} . Не от хорошей, разумеется, жизни митрополит Макарий просил государя об аудиенции. Русская православная церковь переживала тогда тревожные дни в один из наиболее опасных и критических моментов в своей истории. Государственная власть, оказавшаяся в руках противников Святой Руси, наносила церкви удар за ударом. Их отзвуки слышны и в сентябрьском «приговоре» («а ныне наместники твои государевы и властели тех слобожан хотят судити, и в том тем слобожанам нашим запустети; а преже того твои государевы наместники и властели наших слобожан не суживали»). О чем тут речь? По-видимому, как только вопрос о слободах вошел в Судебник 1550 года, наместники и волостели, исполняя указание центрального правительства, руководимого Сильвестром и Адашевым, начали судить церковно-монастырских слобожан, не дожидаясь окончательного утверждения закона, почему митрополит Макарий и обратился к царю Ивану {1656} . Но главная причина обращения Макария к Ивану IV заключалась в самом государе, его личном отношении к православной церкви.

Секуляризационную политику середины XVI века в России некоторые историки всецело связывают непосредственно с Иваном IV, в крайнем случае — с правительством Ивана IV, выводя на авансцену этой политики царя и делая его чуть ли не вдохновителем ее. Под их пером царь Иван выглядит как «самостоятельная политическая сила», как «активный политический деятель», знающий, чего он добивается, и выступающий в «ряде острых вопросов против интересов церкви» {1657} . Это — спорная, если не ошибочная точка зрения. Прав был Н. Е. Носов, когда говорил: «Царь вряд ли уж был так последователен в своих взглядах на церковь, к которой он всегда имел особое пристрастие» {1658} . Возражая А. А. Зимину, писавшему о провале «царской программы реформ», предусматривающей секуляризацию церковных земель {1659} , Н. Е. Носов замечал: «Правильно ли так уж подчеркивать, что это была именно «царская» программа, ведь отношение самого царя к вопросу о секуляризации далеко не так уже ясно» {1660} . Эти ремарки Н. Е. Носова тем более оправданны, что сам А. А. Зимин в другой части своей книги писал: «Сильвестр оказывал большое влияние на всю правительственную деятельность конца 40-х — начала 50-х годов XVI в. и явился инициатором секуляризационных проектов…» {1661} . Есть основания полагать, что «программа секуляризации церковных земель» была навязана Ивану IV Сильвестром и Адашевым «с товарищи», т. е. Избранной Радой. Царя, впрочем, нетрудно было в данном случае уговорить, поскольку предшествующий период боярского правления надолго оставил в нем тяжелые воспоминания. А ведь именно в данный период щедро раздавались монастырям податные и судебные льготы {1662} . Спекулируя на этих воспоминаниях, партия Сильвестра — Адашева добивалась своих целей в борьбе с церковно-монастырским землевладением. Однако необходимо подчеркнуть, что при всем том Иван Грозный всегда являлся верным сыном православной церкви, что митрополиту Макарию, конечно же, было хорошо известно. Поэтому он и обратился к царю с жалобой на утеснение церкви представителями светской власти, ободряемыми правительством Избранной Рады.

Результатом встречи с государем митрополит мог быть доволен. Иван IV подтвердил права духовенства на старые слободы («а впредь бы митрополиту, и архиепископом, и епископом, и монастырем держати свои старые слободы по старине, а судити о всяких делех по прежним грамотам»). «Полное сохранение старых слобод и тарханов» — так резюмировал, насколько мы знаем, данное решение Н. Е. Носов {1663} . «Оставление за церковью в неприкосновенности ее иммунитетных привилегий в отношении старых слобод», — говорил, как известно, по тому же поводу И. И. Смирнов {1664} . Иван, стало быть, в своем благожелательном отношении к царским богомольцам (митрополиту, архиепископам, епископам и монастырям) зашел настолько далеко, что пренебрег собственным Судебником, в частности статьей 43, предписывающей «старые тарханные грамоты поимати у всех». Думается, здесь заключено, помимо прочего, свидетельство о том, что к составлению статьи 43 Иван IV был не причастен, что это дело рук Сильвестра и его друзей {1665} .