Игорь Фроянов - Грозная опричнина

Несмотря на эти меры, противникам митрополита Макария не удалось создать среди духовенства, присутствующего на соборе, сколько-нибудь серьезную группу поддержки секуляризационного проекта. Показательно, что в составе святителей (архиепископов и епископов), которые на соборных заседаниях имели решающий голос {1689} , идеи нестяжателей разделял, по наблюдению А. А. Зимина, лишь один рязанский епископ Кассиан {1690} . Понятно, отчего в исторической литературе не раз высказывалось мнение об «иосифлянском большинстве» на Стоглавом соборе {1691} . Это верно, но, пожалуй, отчасти. И поэтому Н. Е. Носов имел основание усомниться в мысли о «полном засилии иосифлян на соборе» {1692} . Однако эти историографические контроверзы нуждаются в пояснении.

Дело в том, что каждая из них, на наш взгляд, частично воспроизводит реальную картину, запечатлевшую состав участников Стоглавого собора. Как явствует из обращения царя к собравшимся в Кремле, на Соборе присутствовали не только представители духовенства (в том числе, возможно, белого {1693} ), но и миряне: «И вы, господне, святии святителие, пресвященнейший отець мой Макарий, митрополит всея Русии, и все архиепископы, и епископы, и преподобный архимандриты, и честный игумени, и весь освященный събор, и иноцы, и прочии вси Божии молебници, тако же и братиа моя, и вси любимии мои князи и боляре, и воини, и все православное христианьство…» {1694} . О присутствии мирян на Стоглавом соборе историки говорят сравнительно давно {1695} , хотя роль им при этом отводят разную: одни — пассивную, другие — активную. По мнению Л. В. Черепнина, «наряду с царем и духовными иерархами на соборе присутствовала Боярская дума. Юридически это было совещание церковное; очевидно, духовенству принадлежало и решение разбиравшихся там дел; фактически же то или иное соборное постановление подсказывалось реальным соотношением сил представителей господствующего класса, встретившихся на соборе» {1696} . И надо заметить, что это соотношение сил было не в пользу реформаторов {1697} .

У них, по-видимому, имелось немало сторонников среди светских лиц, принимавших участие в обсуждении вопросов, вынесенных на соборное рассмотрение {1698} . Некоторая, причем весьма незначительная, часть духовенства шла в фарватере их секуляризационной политики. Отсюда Н. Е. Носов мог заключить об отсутствии полного засилья иосифлян на соборе. Но среди тех же мирских людей, участвовавших в соборной деятельности, особенно среди духовенства и, прежде всего, высшего, подавляющее число оставалось за приверженцами традиционного уклада церковной жизни, что позволило исследователям говорить об «иосифлянском большинстве» на Стоглавом соборе. Следовательно, обе точки зрения допустимы, поскольку каждая из них по-своему права. Ну, а что Иван IV? Какова его роль на Стоглавом соборе?

С. Б. Веселовский, касаясь данного сюжета, замечал: «Обе стороны, т. е. нестяжатели и иосифляне, стремились в борьбе использовать авторитет царской власти и вовлекали в свою борьбу молодого царя, облекая свои решения в форму «царских вопросов и ответов» {1699} . Еще более безвольным выглядит царь Иван под пером И. Н. Жданова, согласно которому государь «во всяком деле полусознательно и полуохотно должен был подчиняться влиянию других» {1700} . И уже вовсе опереточный образ Ивана встает перед взором В. В. Шапошника: «Иван, как маятник, качался из одной стороны в другую — то поддерживал церковное руководство, то Адашева» {1701} . На Стоглавом соборе «царь выступал лишь рупором сторон, озвучивал поступавшие к нему предложения» {1702} .

Несмотря на молодость, царь не был столь безынициативен и безволен, как его изображают названные историки. Он был глубоко верующим православным христианином, преданным всей душою русской церкви, и с этой позиции государь не сходил до конца своих дней. К церковно-монастырскому землевладению Иван относился более чем терпимо, можно сказать, благосклонно. Его в данном случае никоим образом нельзя объединять с Избранной Радой и ее «начальниками» Сильвестром и Адашевым. Мы видели, как легко митрополит Макарий и царь Иван нашли общий язык относительно церковно-монастырских слобод. На Стоглавом соборе наблюдалось нечто схожее. Иван не дал реформаторам увлечь себя, выступив в качестве арбитра, стоявшего над противоборством сторон. Здесь, кажется, партия Сильвестра — Адашева сильно просчиталась, полагая, что самодержец будет послушным орудием в ее руках. Этого, однако, не произошло. В речах Ивана IV на соборе прямых выводов о необходимости секуляризации мы не найдем {1703} . Такая уклончивая и потому исполненная скрытого смысла позиция царя Ивана не могла не вдохновлять иосифлян. Следовательно, «иосифлянское большинство» обеспечило хотя и не полную, но все ж таки победу церкви в спорах о церковно-монастырском землевладении на Стоглавом соборе, тогда как предопределило эту победу поведение царя, хотя и произносившего на нем немало слов, но занявшего в данном вопросе неопределенную, как бы отстраненную позицию, стимулировавшую и в известном смысле поощрявшую активность противников секуляризации, которые, воодушевившись, реализовали свое большинство.

Судя по всему, борьба в преддверии Стоглавого собора и на самом Соборе приобрела весьма острый характер. Сторонники ликвидации церковно-монастырского землевладения цеплялись за любую возможность, чтобы провести свое соборное решение. Они пытались мобилизовать даже тех сторонников, которые не принимали непосредственного участия в работе Собора. А. А. Зимин пишет: «После окончания основной части работ Стоглава Иван Грозный предпринимает еще одну попытку добиться изменения принятых решений в духе его программы. По его настоянию решения Стоглава были посланы в Троице-Сергиев монастырь трем сведенным с престола «святителям» — бывшему митрополиту Иоасафу, бывшему ростовскому архиепископу Алексею и бывшему Троицкому игумену Ионе Шелепину, которые должны были высказать свое мнение о соборных постановлениях» {1704} . Мы не стали бы утверждать, что секуляризация входила в программу Ивана Грозного. Она являлась частью программы Избранной Рады, против которой Грозный по ряду политических причин и обстоятельств середины XVI века не мог пока открыто выступить {1705} . Не все просто и со временем отправки соборных материалов на «экспертизу» «трем сведенным с престола «святителям». Надо сказать, что в этом вопросе А. А. Зимин шел вслед за Д. И. Стефановичем, который заседания Стоглавого собора приурочил к январю — февралю 1551 года (не исключая, впрочем, их продолжения вплоть до 11 мая), а поездку соборных посланцев в Троицу отнес ко времени «около 23 февраля», когда завершилась основная работа собора {1706} . Точка зрения Д. И. Стефановича показалась убедительной и Н. Е. Носову, который писал: «Собор 1551 года <���…> проходил, как установил Д. Стефанович, в январе — феврале, завершив основную работу до 23 февраля, когда было начато составление самого соборного уложения, т. е. Стоглава. Примерно в это же время (около 23 февраля) решения Стоглава были направлены в Троице-Сергиев монастырь на просмотр бывшему митрополиту Иоасафу, ответ которого, адресованный, как полагает Д. Стефанович, видимо, непосредственно самому царю, был получен около 10 марта…» {1707} .