Игорь Фроянов - Грозная опричнина

Не согласуется с рассказом Царственной книги и другое утверждение С. Б. Веселовского о том, что Сильвестр якобы «не принимал никакого участия в суматохе о присяге» наследнику престола младенцу Дмитрию. На самом деле это было не так, хотя действительно мы не видим Сильвестра среди тех, кто должен был целовать крест Дмитрию, что, впрочем, естественно, поскольку Сильвестр, будучи священником, не имел думного чина и потому формально не входил ни в Ближнюю Думу , ни в большую Боярскую Думу , а значит, не мог участвовать в присяге. Но он активно содействовал старицкому князю Владимиру в его стремлении сесть на московский трон, дойдя до открытого столкновения с теми боярами, которые оставались верными Ивану и Дмитрию, и вынудил их объясняться с собой. Чтобы решиться на такое, благовещенскому попу надо было обладать немалым влиянием и реальной властью {218} 218 И. И. Смирнов, затрагивая данный сюжет, «поймал» летописного рассказчика на собственном противоречии: «Нарисовав образ «всемогущего» правителя государства, автор рассказа переходит к описанию столкновения между Сильвестром и боярами, получившегося в результате того, что Сильвестр сделал попытку добиться пропуска Владимира Старицкого к больному Ивану IV (к которому его не пускали бояре). Казалось бы, всемогущему Сильвестру не могло стоить никакого труда заставить бояр подчиниться его воле, но в действительности бояре категорически отказались следовать совету Сильвестра — в разительном контрасте со всем тем, что говорится о Сильвестре в общей его характеристике» ( Смирнов И. И. Очерки… С. 249–250). И. И. Смирнов не учитывает должным образом того обстоятельства, что отказ верных царю бояр следовать настояниям Сильвестра имел место в чрезвычайных условиях открытой борьбы двух придворных группировок — сторонников и противников Ивана. Это, безусловно, сказалось на отношении преданных государю бояр к Сильвестру, представлявшему враждебную им партию. И они отказались повиноваться Сильвестру. Но в обычных условиях дворцовой жизни власть Сильвестра, насколько явствует из приписки к Царственной книге, была непререкаемой уже потому, что за ним, как знали люди, стоял Иван IV, у которого благовещенский поп бмл «в великом жаловании». Во время мартовских событий 1553 года Сильвестр не ассоциировался с Иваном, поскольку оказался в лагере противников царя. В результате власть его была поколеблена непослушанием части бояр, а затем все более слабела во «вражде» с ними. . Иначе не понять, что позволило ему консолидировать вокруг себя группу советников, т. е. бояр, подобно своему лидеру настроенных в пользу старицкого князя. С. Б. Веселовский не в силах понять, как могло такое случиться, что взявшего сторону Владимира Старицкого и тем скомпрометированного Сильвестра царь Иван продолжал держать у себя не один год в приближении. С точки зрения рациональной это объяснить, конечно, трудно. Но если вспомнить о душевном состоянии Ивана IV, глубоко религиозного человека, охваченного чувством всепрощения и объятого желанием «свести всех в любовь», то невольно возникает вопрос: не простил ли государь провинившегося Сильвестра? Митрополит Иоанн имел основания утвердительно ответить на этот вопрос: «Царь всех простил! Царь посчитал месть чувством, недостойным христианина и монарха» {219} 219 Митрополит Иоанн ( Снычев). Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1995. С. 143. . Так выявляются некоторые чисто субъективные мотивы событий царствования Ивана Грозного.

В этой связи необходимо заметить, что получившие широкое распространение в исторической науке представления о тенденциозности сочинений царя Ивана, об отступлении их автора от правды в угоду собственным, далеко не всегда верным взглядам, а также ради оправдания совершенных им жестокостей и просчетов, нуждаются в комментарии. Современные историки никак не могут хотя бы чуть-чуть проникнуться мироощущением наших предков и забывают главное: Иван IV — Богоизбранный, Богоданный и Боговенчанный Царь, разумеющий Царское предназначение, состоящее в служении Богу и ответственности его перед Богом не только за себя, но и за своих подданных: «Аз убо верую, о всех своих согрешениях вольных и невольных суд прияти ми, яко рабу, и не токмо о своих, но и о подовластных дати ми ответ, аще что моим несмотрением погрешится» {220} 220 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 39. . Царь Иван верил, что единственный ему судия — это Бог, который все видит, все знает. Так стал бы он оправдываться перед своими подданными, за которых он сам ответствен, или изворачиваться и лгать, выгораживая себя? Вряд ли. Такое могли придумать лишь позднейшие историки, не вникающие в психологию людей прошлого и модернизирующие ее.

Кроме С. Б. Веселовского и независимо от него проблему интерполяций Царственной книги вообще и применительно к событиям 1553 года в частности изучал Д. Н. Альшиц {221} 221 См.: Альшиц Д. Н. 1) Иван Грозный и приписки к лицевым сводам его времени // Исторические записки. Т. 23. М., 1947; 2) Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 года // Исторические записки. Т. 25. М., 1948; 3) Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования // Труды Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Т. IV. 1957. . Его работы прочно вошли в обиход исторической науки и были положительно оценены известными специалистами. Среди них был, естественно, С. Б. Веселовский {222} 222 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 255–256. . Одобрительно отозвался об исследованиях Д. Н. Альшица и другой знаток истории Руси XVI века, А. А. Зимин, который говорил: «Одним из основных источников для изучения политической истории 40–50-х годов XVI в. являются вставки в Лицевой летописный свод, содержащий красочный рассказ о мятеже 1553 г., восстании 1547 г., выступлении пищальников 1546 г. и некоторые другие интересные сведения. Д. Н. Альшиц благодаря тонкому источниковедческому анализу выяснил, что составителя всех этих приписок следует искать в канцелярии Ивана Грозного. Он также убедительно показал, что приписки имеют тенденциозную направленность, связанную с событиями 60–70 годов XVI в.» {223} 223 Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 44. .

К чести Д. Н. Альшица нужно сказать, что он, доказывая авторство приписок Ивана Грозного к Лицевому своду (в том числе касающихся событий 1553 г.), не стал на путь полного отрицания их как важного исторического источника, несмотря на то, что в своих приписках царь, по словам исследователя, «нередко сбивается с летописной манеры изложения, и рассказы его приобретают характер острых памфлетов», в которых нарушается действительная связь и последовательность событий. Ибо «при всем том объективная правота Грозного в его борьбе обеспечила общую правильность его оценок событий и деятелей. К тому же… было бы неправильно делать вывод, что все приписки Грозного неверно передают исторические факты, которым они посвящены. Приписок — много десятков, но лишь некоторые могут быть признаны искажающими действительность. Большинство приписок Грозного является результатом его работы с документами и отражает своим содержанием подлинные документы того времени. Даже множество мелких поправок к тексту летописи свидетельствует о том, что главное направление его редакторской деятельности вело к восстановлению правильности изложения, к уточнению истины» {224} 224 Альшиц Д. Н. Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 года. С. 291–292. . Д. Н. Альшиц специально отмечает, что в своем исследовании останавливается лишь на приписках Грозного, искажающих действительность, «а не на тех, которые верно передают факты» {225} 225 Там же. С. 292. . Это замечание имеет для нас существенное значение, поскольку, надо полагать, проясняет отношение автора к тексту приписки, где Сильвестр охарактеризован как «всемогий». Д. Н. Альшиц не останавливается на данном тексте. Не следует ли это понимать так, что исследователь признает правильной такую характеристику?