Игорь Фроянов - Грозная опричнина

Таким образом, Пискаревский летописец наделяет Сильвестра ролью одного из двух правителей Русской земли {209} 209 По этому поводу И. И. Смирнов замечал: «Характеристика Сильвестра в Пискаревском летописце представляет большой интерес. Рассматривая, подобно Ивану Грозному и Курбскому, Сильвестра как соправителя Адашева, автор Летописца вместе с тем, однако, вкладывает в понятие «править Русской землей» существенно иное содержание, по сравнению с Иваном Грозным и Курбским, видя в «правлении» Адашева и Сильвестра не проявление самовольства и всевластия этих двух деятелей, а выражение «царской милости», доверия Ивана IV к Сильвестру и Адашеву» ( Смирнов И. И. Очерки… С. 253). Начнем с того, что Грозный видел в Сильвестре не соправителя Адашева, а сотоварища по узурпации царской власти. Что касается Курбского, то он изображал Сильвестра и Адашева в роли помощников и советников Ивана Грозного. Пискаревский же летописец подает их как правителей Русской земли, осуществлявших реальную власть в стране от имени царя. Но это не значит, что они неотступно следовали царским предначертаниям. Не случайно Летописец, сообщая о государственной деятельности Алексея Адашева, вносит в нее зримый элемент самостоятельности. . И у нас нет веских оснований, чтобы подвергать сомнению этот рассказ летописца.

Если Пискаревский летописец рисует обобщенный образ Сильвестра-правителя, то так называемая Царственная книга, близко отстоящая от описываемых ею событий {210} 210 О времени составления Царственной книги в литературе нет единого мнения. Одни исследователи полагают, что она была составлена в 1560-е годы, другие — в конце 1570-х — начале 1580-х гг. — См.: Шмидт С. О. Становление российского самодержавства… С. 42; У истоков российского абсолютизма… С. 50; Филюшкин А. И. История одной мистификации… С. 77. , детализирует этот образ: «Бысть же сей священник Селиверст у государя в великом жаловании и в совете духовном и в думном, и бысть яко всемогий, вся его послушаху и никтоже смеяше ни в чемъже противитися ему ради царского жалования: указываше бо и митрополиту и владыкам и архимандритом и игуменом и чрънцом и попом и бояром и дияком и приказным людям и воеводам и детем боярским и всяким людем; и, спроста рещи, всякия дела и власти святителския и цръския правяше, и никтоже смеяше ничтоже сътворити не по его велению, и всеми владяше обема властми, и святителскими и царскими, якоже царь и святитель, точию имени и образа и седалища не имеяше святительского и царьского, но поповское имеяше, но токмо чтим добре всеми и владеяше всем с своими съветники» {211} 211 ПСРЛ. Т. XIII. Продолжение. М., 2000. С. 524. .

Приведенный летописный текст, являясь фрагментом приписок к Царственной книге, написанных несколько позже трактуемых ими событий {212} 212 См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 20. , долгие годы не вызывал у историков (как, впрочем, и приписки в целом) сомнений относительно своей подлинности и достоверности. Ситуация существенно переменилась, когда С. Б. Веселовский, по каким-то причинам явно не симпатизирующий Ивану Грозному, опубликовал в 1947 году статью «Последние уделы в Северо-Восточной Руси», где автор утверждал, что «все поправки, приписки и интерполяции Царственной книги, сделанные одним почерком и одним лицом, позднего происхождения; они сделаны лет восемнадцать-двадцать спустя после болезни царя в 1553 г. при непосредственном близком участии самого царя и с определенной тенденцией — оправдать царя в казни старицких князей в 1569 г.» {213} 213 Веселовский С. Б. Последние уделы в Северо-Восточной Руси // Исторические записки. Кн. 22. М., 1947. С. 106. . С. Б. Веселовский подготовил также работу «Интерполяции так называемой Царственной книги о болезни царя Ивана 1553 г.», увидевшую свет лишь в 1963 году. В летописном рассказе о болезни царя историк нашел «злобную карикатуру на попа Сильвестра» {214} 214 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 258. , принадлежащую автору приписок к Царственной книге — царю Ивану. И еще: «Самую решительную тенденциозность интерполятор проявил относительно попа Сильвестра и старицких князей… Сильвестр, насколько известно, появился в Москве не ранее 1547 г. Между тем, интерполятор без смущения говорит неправду, будто старицкие князья были освобождены и получили удел потому, что о них «промышлял» Сильвестр. В связи с этой ложью интерполятор дает гиперболическую характеристику всемогущества Сильвестра, которую историки принимали на веру» {215} 215 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 283. . Но если благовещенский поп, рассуждает С. Б. Веселовский, «был так всемогущ у царя, то почему он не принимал никакого участия в суматохе о присяге? Далее, если Сильвестр скомпрометировал себя в глазах царя своей близостью к старицким князьям, то непонятно, почему царь продолжал держать его у себя в приближении еще шесть лет после выздоровления» {216} 216 Там же. С. 284. .

Трудно уяснить, почему С.Б.Веселовский говорит о «злобной карикатуре на попа Сильвестра». В Царственной книге Сильвестр изображен как «всемогий» (всемогущий) и находящийся в близких отношениях с князьями старицкими — Владимиром и его матерью Ефросиньей. Но разве это карикатурное изображение да еще к тому же злобное? Едва ли. Так кто же злобствовал: царь Иван или историк Степан? Вопрос, пожалуй, риторический…

«Сильвестр, насколько известно, появился в Москве не ранее 1547 г.», — безапелляционно заявляет С. Б. Веселовский. Позволительно спросить, кому это известно? Похоже, прежде всего, самому С. Б. Веселовскому, поскольку вопрос о времени появлении Сильвестра в Москве дискуссионный. Исследователи предлагали различные его решения, о чем, несомненно, знал С. Б. Веселовский, но почему-то сделал вид, будто не знает. Между тем, есть основания относить приезд Сильвестра в Москву к концу 30-х годов XVI века. Если это так, то становятся надуманными и несправедливыми упреки во лжи, обращенные Веселовским к Ивану Грозному, который будто бы соврал, говоря, что «промышлением» Сильвестра князь Владимир и княгиня Ефросинья Старицкие вышли из-под стражи на свободу. Как показывает анализ соответствующих данных, именно по инициативе Сильвестра был поднят вопрос об освобождении старицких князей. А это означает, что, вопреки утверждению С. Б. Веселовского, Иван-интерполятор дал «характеристику всемогущества Сильвестра» вне связи с какой бы то ни было ложью. Другое дело, являлась ли царская характеристика попа Сильвестра, как выразился С. Б. Веселовский, «гиперболической» и насколько. Здесь есть еще какой-то предмет для обсуждений, хотя и сомнительный, на наш взгляд {217} 217 Попутно заметим, что С. Б. Веселовский в другой своей работе изображает Сильвестра в качестве царского опекуна, которым тяготился Иван, не зная, как избавиться от него. Историк готов назвать Сильвестра временщиком, но только не узурпатором ( Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С.97, 98,106,107). Опекун и временщик — лицо, конечно, влиятельное, обладающее большой властью. Но автор твердит свое: «Влияние Сильвестра на царя и на дела управления тенденциозно преувеличено самим Иваном и официальным летописцем» (Там же. С. 108). Но тут же мы узнаем, что удаление Сильвестра и Адашева «было первым этапом на пути царя Ивана к свободе действий и независимости от совета думных людей». Иван, по признанию С. Б. Веселовского, боролся за «неограниченное самодержавие» (Там же). Следовательно, царь Иван не имел свободы действий, находился в такой зависимости от советников, что власть его была ограничена. Но, согласившись с этим, мы должны согласиться с тем, что часть властных полномочий государя оказалась отторгнутой и сосредоточенной в руках его временщиков — Сильвестра и Адашева. .